Дело победившей обезьяны. Хольм Ван Зайчик
в Мосыкэ неловкость, казалось, отступила…
Нет, думал он, это правильно, что мы поехали попутешествовать. Когда осматриваешь новые места – можно долго молчать… и это нормально, естественно…
Может, все уладится. Если будет на то воля Будды…
Пройдя краем Торжища, полюбовавшись на многочисленные фрукты, овощи, колбасы и с трудом удержавшись от того, чтобы купить «танхулу» – покрытые глазурью сладкие мелкие яблочки на деревянной палочке, Баг и Стася вышли на улицу Хлеборобов и здесь, дождавшись автобуса, поехали в центр.
За окнами медленно проплывали двух– и трехэтажные домики, церквушки, сады и парки, где заснеженные деревья тянули голые ветви к небу, – при всей своей бестолковой беспорядочности Мосыкэ была удивительно ордусским городом, вольготно разбросавшим улицы и переулки по пленительным холмам и низинам. Баг, попадая сюда, никогда не отказывал себе в удовольствии побродить по бойко пляшущим кривоколенным улочкам, полюбоваться на древний Кремль, или Кэлемули-гун, как его нередко именовали гости города… поглядеть, задрав голову, на устремленный куда-то к чертогам Небесного Императора шпиль Мосыковского великого училища… потом, подъехав к нему поближе, наоборот, полюбоваться на город с Горы Красного Воробья… прогуляться по набережной, взойти на тридцатитрехъярусную обзорную пагоду Храма Тысячеликой Гуаньинь, недавно отстроенную заново – старая кренилась на бок на протяжении двух столетий и в тридцатые годы, небрежением тогдашнего мосыковского градоначальника Серго Кагановича Ягодиньша обрушилась, – после чего градоначальник понес суровое, но справедливое, согласно действующих уложений наказание: был внятно бит большими прутняками и понижен в ранге до чина, равного старшему привратнику мелочной лавки, без права переписки с князем, а наипаче – с императором.
Пагоду восстанавливали почти пятьдесят лет: требовалось заново нанести на стены и балки затейливую древнюю роспись, воспроизводящую поденно почти двадцатилетнее путешествие великого Сюань-цзана в Индию за буддийской мудростью. Погибшая уникальная роспись по мнению некоторых научников по ценности могла сравниться с пещерными фресками Дуньхуана.
Баг и Стася вышли из автобуса у переулка с многозначительным названием «Последний» и углубились в лабиринт улочек, причудливо петляющих с холма на холм. Вскоре Стася раскраснелась от ходьбы и едкого морозца, лицо ее немного оживилось; а вот Баг почувствовал некоторую усталость. Так всегда бывает: в череде важных дел, от которых ни на мгновение не оторваться, забываешь обо всем, не то что об усталости, и чувствуешь, как вымотался, только тогда, когда в делах поставлена последняя, решительная точка.
Они остановились на углу Вторницкой и переулка Св. Клементия. В глубине переулка виднелось одноэтажное здание, фасад которого был выкрашен ярко-красным цветом, и поперек этого красного великолепия шли огромные буквы: «Алая рать». Ниже, мельче: «Новейшие и разнообразнейшие звукозаписи».
Сердце неравнодушного к музыке Бага дрогнуло. В другой раз он не преминул бы заглянуть