Персидский джид. Далия Трускиновская
я ж это!..
Всяким видывал своего подчиненного Деревнин, таким – еще не доводилось.
– Твой человечишка? – строго спросил стрелецкий сотник.
– Мой, – обреченно молвил Деревнин. – Где ж вы его такого изловили?
– Гаврила Михайлович!.. – завопил Стенька. – Да я…
– Цыц! С тобой у меня потом разговор будет! – окончательно придя в себя, рявкнул подьячий. И, доставая из-за пазухи кошель, обратился к сотнику: – Прости, не знаю, как тебя звать-величать…
– Зови Яковом.
– А по батюшке?
– Григорием батьку звали, – и сотник усмехнулся, глядя, как из кожаного кошеля появляется серебряная полуполтина. И деньги – немалые, и то, что серебро, – особо дорого. Когда медных денег развелось немерено, да половина из них – воровские, серебро особенно уважать начинаешь.
– Так скажи мне, Яков Григорьевич, сделай милость, где вы моего ярыгу изловили? И с чего вдруг – слово и дело государево?
– Это он сам закричал, – принимая полуполтину, объяснил сотник. – А кабы не закричал – быть бы ему на том свете.
– Гаврила Михайлович! – едва не заскулил Стенька. – Вели, чтобы мне хоть ведро воды принесли! На мне глина обсыхает, я потом ввек не отмоюсь!
– Засохнет да и обсыплется. Так ты говори, Яков Григорьевич.
– Знаешь, под Кремлем несколько труб проходят, по ним сточные воды в реку сливаются. Вот он из такой трубы-то на берег и выполз. Она за башней под застенком проходит и возле самой воды открывается. Стрельцы сверху заметили, закричали, прицелились в него. Он возьми да и заори. И стоял там, в воде по пояс, ждал, когда за ним придут. Его в Тайницкую башню забрали, он знай одно твердит – слово и дело государево, а говорить буду только с Земского приказа подьячим Деревниным. Я его сюда забрал да за тобой послал.
– Правильно сделал, Яков Григорьевич, – еще раз польстил Деревнин непривычному к такому обхождению сотнику. – Мне что сделать надобно, чтобы ты мне его отдал? Под расписку, или как в таком случае положено?
Деревнину еще не случалось вызволять ярыжек Земского приказа у сторожевых стрельцов, вот он и недоумевал: не ведут же они особых тетрадей, чтобы отмечать пойманных в Москве-реке синих бесей?
– Коли ты его признал, так и забирай, мне он без надобности. Приснится еще, не дай Господи, такая образина! Молодцы думали – сатана из реки лезет! А что до слова и дела…
– Он, блядин сын, розыск важный ведет, разведал что-то важное, поди, – шепнул подьячий сотнику.
– По воровским деньгам? – обрадовался сотник. – Коли так – забирай его поскорее, пусть до правды докапывается! Моей женке, уж на что баба ушлая, алтын на торгу всучили. Божится: в руках держала, разглядывала – правильный был, с Денежного двора, печать четкая. Домой принесла – воровской! Печать – чуть видна! Эй, Прошка! Есть там у нас вода? Тащи ведро!
Стенька первым делом содрал с себя рясу с рубахой и башку в воду сунул, тормошил ее, ерошил и полоскал. Потом скрученной жгутом рубахой тело обтер. Посмотрел на порты с сапогами,