Персидский джид. Далия Трускиновская
за руки, одолели, повернули и вышли прямо к церковке.
– Это храм святой Ирины, – сказала Дуня. – Погоди – самую малость осталось.
– А это что? – Данила мотнул головой, указывая на высоченную уступчатую башню. Она угловатой черной глыбищей обозначилась на ночном небе, а на самой высоте светился огонек.
– А вот отсюда ханская женка и сбросилась.
– Вон прямо оттуда? С самого верху? – уточнил Данила. Строение показалось ему совершенно неподходящим для такой цели.
– Ага, и все косточки переломала… – Дуня, представив такие страсти, перекрестилась и прижалась к своему избраннику. Тулуп, даже свернутый, сильно мешал обниматься, и Данила осторожно высвободился.
– Вот и пришли.
Вроде только что была девка рядом, держала за руку – и как в землю ушла!
– Дуня!.. – позвал ошарашенный таким чудом Данила.
– Тише ты, нехристь… Сюда, сюда… – прошептала снизу Дуня. – Ступеньки высокие, не бойся…
– Сломаю я тут с тобой шею, – недовольно буркнул Данила, и тут же ему пришло в голову, что девка-то не впервые лазит ночью в развалины ханского дворца. С одной стороны, и неприятно было знать, что до тебя ту каморку и ту рогожку опробовало невесть сколько народу, а с другой – должен же человек с дороги разговеться, и не отецкую же дочь для этой надобности улещать… Тем более – не пост, не праздник и не ночь на среду или на пятницу. Хоть в малой мере, а порядок соблюден.
Шаря ногой наугад в темноте, он спустился ступенек на восемь, а то и на десять, после чего Дуня велела хорошенько пригнуться и втянула его уже в полнейший мрак.
– Сыро тут, – заметил Данила.
– Не беда, согреемся! – И девка, имевшая, надо полагать, кошачьи глаза, сразу оказалась у его груди, приласкалась, поцеловала, оттянув ему ворот, в шею.
Затем, увильнув от более страстных ласк, исчезла.
– Готово, – позвала она уже с пола. – Опускайся на коленки, свет Данилушка! Места мало, ну да не поссоримся! Не бойся, я подстелила!
Данила, оказавшись разом и на рогожке, и в Дуниных объятиях, стал жарко целовать девку, она отвечала радостно и с полной готовностью. Меж поцелуями они помогли друг другу освободиться от заведомо лишней одежды…
…– Что там? – спросил Данила, приподнявшись на локте.
– А что, миленький?
– Воет что-то?
– Воет?
– Прислушайся…
Оба замерли. После ласк, которые временно лишают человека и зрения, и слуха, тишина подземелья сперва показалась всеобъемлющей, а потом донеслось что-то сквозь земляную толщу, голос не голос, вой не вой, а неприятно…
– Данилушка! – вскрикнула Дуня, уловив эти звуки. – Ой, Данилушка, бежим отсюда! Ой – кого-то мы потревожили!
Но не бежать она кинулась, а обхватила Данилу так, что и не пошевелиться.
– Пусти, Дунь! Пусти-ка!
Данила зажал смертельно перепуганной девке рот и опять прислушался.
– Дунька, там человек… – растерянно произнес он. – Вопит же – «люди добрые!..». Ей-богу!
– Да