Мы, домовые. Далия Трускиновская
всякую дребедень. В одной подвальный нашел ящик с детскими игрушками, совсем древними, и там оказалась мебель – кровать, шкаф, стол со стульями, да все – не на тощих теперешних кукол, а на старинных, основательных. Все было покрыто чистыми лоскутками, на столе стояли плошечки с едой, Тришка еще мешок развязал – прямо хоть пир устраивай!
Пока разложили припасы – заявился и Панкратий Дорофеевич с домовой бабушкой.
– А что? – сказал он, охлопывая Тришку по спине и по плечам. – Малый справный. Такому не помочь – грех. Никишка завтра в дорогу спозаранку отправляется, я ему велел ежа в багажник загнать.
– Я помогу! – вызвался Тришка. – Багажник высоко открывается, ежу придется досточку положить, иначе не залезет, да как бы еще с нее не свалился.
– Сам справится, – отрубил Панкратий Дорофеевич.
Тришка понял – завидовать бедному Никишке не приходится.
Матерый домовой меж тем продолжал его изучать.
– Ты из которых будешь? – спросил наконец.
Тришка растерялся. Конечно же, батя учил его отвечать на этот вопрос, да только задали его впервые в жизни. До сих пор Тришка встречался только с теми, кто и без вопросов знал всю его родню.
– Я из Новых Рудков, – сказал он, имея в виду городской район, где родился.
– Выходит, и Старые есть? – удивился Панкратий Дорофеевич. – Нет, ты мне про род. Кто батя, кто дед, кто прадед. Когда пришли, чем занимаются.
– Батя, Орентий Фирсович, в Новых Рудках домовым в девятиэтажке, мамка при нем. Дед – Мартын Фомич…
– Дед – Фирс, а по отчеству? – перебила его супруга, Акулина Христофоровна, весьма почтенная домовая бабушка.
Тришка смутился – дед Фирс, женив сына, перебрался куда-то на покой, так что внук его почитай что и не знал.
– Да ладно тебе, – вмешался батька Досифей. – Видно же – из домовых.
– Не встревай! Нам род хороший надобен! Чтобы старших много! – прикрикнул на него Панкратий Дорофеевич. – А Мартын Фомич – кто?
– Мамкин батя. Я при нем подручным.
– Где служит? – не унималась домовиха.
Тришка, как умел, описал квартал в центре города.
– Место приличное, – согласился Панкратий Дорофеевич. – Теперь про соседей давай.
Тришка умаялся языком молотить. Когда добрался до старенького Феодула Мардарьевича, собеседник обрадовался:
– Этого я знаю1 Этот – наш! Почтенный! А ты, стало быть, Трифон Орентьевич?
– Так я ж еще не женатый! – удивился Тришка. И точно – молод он был, чтобы зваться по имени с отчеством, не заматерел. Хотя многие безместные молодые домовые сами себя с отчеством величают, и ничего.
– Ешь давай, Трифон Орентьевич, – велел дядька Досифей.
Тришка, обрадовавшись, что можно помолчать, и занялся делом.
Поужинали, проводили гостей, и тогда батька Досифей указал Тришке место для ночлега.
После дневки сон не шел. Тришка ворочался, улаживался то так, то сяк, и все ему было плохо. Вдруг он услышал осторожный голосок.
– Эй!