Точка. Лидия Климова
на именах пассий. И вот наши финалисты: Марк и еще одна баба, Моника из New talents. Внимание, вопрос: «Кто из вас готов уволиться из агентства и посвятить ближайшие два года только Тейлору?» Моника сдается, а Марк за способность идти до конца, помимо главного приза в моем лице, получает утешительную компенсацию сразу же после подписания контракта – полмиллиона долларов.
***
Мама умерла два года назад за три дня до моего дня рождения и за три месяца до премьеры «Проклятого Нила». Она решилась на первую пластику, чтобы выглядеть свежей на премьере. Аллергическая реакция на наркоз, такая сильная, что откачать не смогли.
Как ни странно, она была готова. В завещании указано платье, в котором нужно хоронить, а гримировать для последнего прощания должен не человек из морга, а ее визажист.
Мы стояли втроем плечом к плечу: папа, я и Марк – и смотрели в могилу. Обездоленные. Покинутые. Растерянные.
До сих пор не понимаю, почему они не смогли ничего сделать.
***
Я никого никогда не терял. Бабушки и дедушки умерли еще до моего рождения. Домашних животных не заводили – у мамы была аллергия. Другие люди были декорациями. Мы жили своим тесным мирком, куда иногда заглядывал папа.
Я все еще всматриваюсь туда, где толпятся «свидетели», все еще надеюсь увидеть довольный кивок или кулак. Изредка блестит лысина Марка, склонившегося над телефоном, но часто там нет никого, кто был бы интересен.
Как только что-то напомнит о ней: пройдет женщина в «ее» духах, папа использует «ее» выражение, я мельком увижу «ее» в своих жестах, когда на площадке пересматриваем отснятый материал, – тут же ощущаю горькую волну, которая поднимается изнутри. Как будто кто-то нанес смертельную рану, а вся магия бессильна. Я отворачиваюсь, стараясь, чтобы никто не заметил, как собираются над переносицей морщины, как наворачиваются слезы, как перехватывает дыхание…
Теперь Марк выбирает фильмы, отвечает на интервью и звонит каждый день поинтересоваться, ел ли я.
Глава 2. Бессонница
Мне приснилось, будто я открываю шкаф в своей детской спальне, и он отходит от стены весь, словно дверь, а за ним мир – такой же, как и по эту сторону, только шире. А в голове стучит – почему они не сказали мне, почему спрятали?
Теперь я думаю об этом постоянно и не могу спать: долго ворочаюсь в кровати или просыпаюсь в три ночи и тупо смотрю в потолок. Что-то происходит, лопается внутри. Каждая клеточка мутирует, обретая новую форму, наполняется иным качеством. Не в силах выносить эту энергию, я встаю и брожу, а если совсем невыносимо, то беру такси и еду на пляж на мыс самоубийц, где чувствую себя единственным человеком перед черным колышущимся океаном.
Стою на краю скалы. Внизу острые камни, о которые жестко хлещут волны, справа узенькая полоска пляжа, и никого вокруг. Сегодня полная луна. Всего один шаг, и меня нет. Камушек под ногой откололся и, стуча, упал вниз; его заглушил шум океана и стало так же, будто ничего не произошло.
Если я сейчас прыгну, то всего лишь попаду в еще один