Затворница. Яна Перепечина
в город, просил не закрывать. Мол, храм редкий, строил какой-то известный архитектор. Но кто же его послушает, священника-то? Лучше бы не высовывался вообще. А так его уж полгода как забрали. И семья куда-то делась. Да и до церкви, которую он так защищал, руки у советской власти дошли.
Рыжий был не очень злым или очень уж убеждённым, но власть уважал, а разгромы учинять с детства любил. Только тогда его мать с отцом за это ох и ругали. Всё выдрать грозились, если не перестанет просто так, из озорства, ломать вещи. А теперь вот всё можно… Ну, конечно, не совсем всё. Но многое. В храм вот в кепке и грязных сапогах войти, плюнуть на старинный, истёртый ногами верующих пол, сорвать икону со стены и швырнуть с крыльца – можно.
Первая полетела со звонким стуком сухого старого дерева по каменным ступеням. А со стороны церковной ограды разнёсся сдавленный стон: сельские старухи собрались и со страхом смотрели на происходящее. Протестовать и кричать в голос опасались, но стона не сдержали. Рыжий победоносно посмотрел на них и ухмыльнулся. Некоторые бабки плакали, другие шептали что-то, наверное, молитвы, одна даже дёрнулась в сторону ворот, но её не пустили. И она обессилено повисла на ограде, зацепившись за неё руками так, словно могла упасть, если бы не опора. Рыжий презрительно хмыкнул и снова вошёл в храм.
Внутри уже всё было по-другому, не так, как утром. Со стен содрали почти все иконы, вытащили из алтаря и свалили в центре разную утварь и даже огромное тяжёлое паникадило умудрились снять и теперь вытаскивали на улицу. Оно не проходило в двери, и пришлось поднатужиться. Паникадило застонало и из идеально ровного круга превратилось в мятый косой овал, тут же под крики у улюлюканье скинутый с крыльца.
Несколько человек прямо на полу сдирали с образов изукрашенные оклады. Рыжий осмотрелся и через головы крикнул главному:
– Куда иконы девать?
– Большие сказали в музей свезти, в город. Их в подводу грузите. А с мелочью делай, что хочешь. Сожги или вон – старший махнул в сторону дверей – в реку скинь.
– В реку? – обрадовался занятной идее Рыжий. – А что? Можно и в реку. Отправим в большое плавание поповский дурман.
Он подхватил несколько образов поменьше и быстро зашагал по тропке, сбегавшей к реке. Бабки за оградой провожали его испуганными взглядами. Рыжий свалил иконы в траву и стал по одной закидывать как можно дальше, на середину довольно быстрой реки. Иконы завертелись в маленьких водоворотах, которых в коричневых неспокойных водах было много, и медленно поплыли вниз по течению.
Когда Рыжий отряхивая руки, словно после грязной работы, поднимался вверх, к храму, бабки смотрели на него с ужасом.
Ох, и тёплое же стояло лето, ох, и светлое же! Пелагея радостно потянулась и выглянула в окно. Бабушка уже возилась в огороде.
– Бабуля, а меня что не будишь?
– Выспалась, стрекоза? – улыбнулась бабушка, распрямляясь. – Поди поешь. На столе всё.
– А потом что? – Пелагее было так хорошо, что хотелось петь и танцевать, и она притоптывала на тёплых от солнца