Город детства. Светлана Бартенева
ушёл вперёд, и Вероника оказалась рядом с Романом. Он продолжал что-то бурчать, как и тёща. Вероника задумчиво разглядывала Димину спину.
– Как тебе воскресный вечер? Произвёл впечатление?
Роман приостановился и внимательно посмотрел на Веронику.
– Если честно, мне было очень скучно. Я почти ни с кем там не была знакома.
Возможно, она поспешила с ответом, но это вырвалось само собой.
Дима тоже остановился. Парни переглянулись.
– Знаешь, что…
Роман задумчиво начал изучать облака, постреливая взглядом в Веронику.
– Как насчёт того, чтобы снова немного повеселиться на выходных? У моего дядюшки роскошный дом в деревне, и он давно зовёт меня в гости. Как вы оба смотрите на то, чтобы туда прокатиться? Вероника, ты сможешь отложить свои писульки и вырваться на пару дней?
У Вероники не было в субботу ни одной пары, пока.
– А как же Ирина? – спросила она.
– А что, Ирина? – Роман нахмурился, – Она ещё неделю не будет мне мешать.
Он обезоруживающе улыбнулся.
– Ты совсем свихнулась со своей наукой. Соглашайся. Когда ещё два таких парня сами свалятся тебе на голову? Обещаю, там не будет так же скучно, как в воскресенье. Мой дядя веселиться умеет, ему только повод дай.
У Вероники всё завертелось в голове. Действительно, когда ещё подвернётся такая возможность? Это было похоже на сон наяву. Два дня рядом с Димой! Два дня прекрасной многообещающей неизвестности.
Впрочем, она быстро остыла, осознав всё безумие предложения. Она подумала об Ирине. Очевидно, ей так же грозило впасть в немилость у Елизаветы Аркадьевны. Наконец, соглашаться – это было как-то слишком просто и наивно с тем имиджем, что она себе создала. Этакая неприступная столичная штучка. Дурацкая, раздражающая привычка взвешивать все «за» и «против»!
– Соглашайся…
Роман щурился на солнце, как холёный, загулявший кот.
Вероника улыбнулась. Когда её останавливало чьё-то мнение? А стали бы Ирина или Елизавета Аркадьевна думать о ней, принимая решение?
До утра следующего дня Вероника ещё не совсем отдавала себе отчёт, что согласилась поехать. Это снова как будто происходило не с ней. Но уже в университете она начала по-настоящему дёргаться, и меньше всего её волновали теории личности, о которых приходилось и думать, и очень много говорить. В голове всё словно перекручивалось, как какая-то центрифуга. То она впадала в панику, что наделала что-то несусветное, то покрывалась мурашками, представляя, что планы на выходные могут нарушиться. Парни могли передумать, Дима мог отказаться. Вчера он не проронил ни слова. Позвонить раньше времени она не могла, нетерпение выдало бы её с головой.
После семинара от Вероники долго не отвязывался один нагловатый без меры самоуверенный студент. Ему хотелось спорить и дискутировать до бесконечности, а скорее всего, как и Ване, доказывать, что женщине в науке не место. Наконец, она скрылась в кабинете заведующего кафедрой.
Сев