Сказки моего детства и прочая ерунда по жизни (Неоконченный роман в штрихах и набросках). Игорь Николаевич Макаров
не настолько раннее, чтобы явление первого существа счесть ненормальным, поскольку оно просыпалось не раньше десяти часов, то второе существо уже минимум как два часа должно было жевать траву на окрестных пастбищах, но оно вместо этого валялось посреди двора и вносило дисгармонию в окружающий мир. Впрочем, в том, что второе существо лежало посреди двора, а не взалкало на тучных лугах средней Сибири, вытоптанных и ободранных его собратьями, была некая закономерность. А закономерность заключалась в том, что данный бугай не ранее получаса назад был отловлен другим представителем рода человеческого, коей приходился первому лопоухому ушастику не больше и не меньше, как отцом, и прибуксирован на веревке на довольно мощном мотоцикле "Урал", как некая тележка. Присутствие второго существа не вызвало в первом никакого страха и раздражения, поскольку оно изначально с большим презрением относилось не только к умственным способностям этого толстого бугая, но и к его внушительным окорокам и преспокойно могло звездануть ему чем-нибудь непотребным между глаз или по хребту. Его присутствие даже не удивило его, поскольку он, не далее, как позавчера, принимал участие в облаве на этого любвеобильного ловеласа, который пять дней безнаказанно обгуливал колхозное стадо в трёх верстах от родных пенатов, пока его не обнаружили там законные владельцы.
О чём думало первое существо, я уже честно сказать давно забыл, но второе, скорее всего, сладостно вспоминало грязные коровьи хвосты на четверть покрытые удобрением или то, что находилось под ними, поскольку отличалось похотливостью, достойной самого глубокого почитания, если бы он был человеческим существом. Правда, мой отец был бы не согласен с этой точкой зрения и потому оставил это непутевое и, ко всему прочему, некастрированное существо без завтрака.
Пока первое и второе существо взалкали пищу земную, ежась от утренней свежести, ловя первые не очень смелые лучи солнца, ничего не происходило, но когда одно из них, вытерев рукавом нос от остатков сметаны и облизав пальцы обсыпанные сахаром, обтер руки об неопределенного цвета шаровары, и уже попытался задуматься о бренности всего живущего под солнцем, как в сенях что-то завозилось и загрохотало, и оттуда возникло третье существо, которое принципиально ничем не отличалось от первого. Правда рубашка на нем была несколько новее, поскольку на первом существе была рубашка третьего существа, которая никак не могла уже быть на него надета из-за больших габаритов третьего и полностью перешла во владение и пользование первого. Кроме больших размеров третье существо было не так тощее, как первое, мосластей, щекастей и на три года старше, но неопытный наблюдатель едва бы их различил особенно издалека. Поскольку третье существо было моим братом, то следовало бы его назвать. Некоторые олухи зовут его Виктором Николаевичем, жена его просто зовет без имени – Макаровым, я его кликаю на французский манер Виктором, с ударением на последний слог. Но поскольку он тогда