Тень. Андрей Владимирович Глазков
Свободным точильщиком ножей, бродившим в темное послевоенное время в одиночестве по пыльным селам и полузаброшенным городам от дома к дому с доставшимся ему в наследство точильным камнем за спиной, предлагая хозяйкам за недорого привести в порядок режущее и колющее. Тогда фриланс был намного более развит, а бродячие дауншифтеры отличались лишь тем, что не знали, что они – дауншифтеры, и потому не имели возможности подвести идеологически-духовную базу под свою жизненную позицию. Они просто тупо выживали.
В одном дворе он встретил мою бабку. Она открыла ему калитку, оглядела пришедшего и заявила:
– У меня очень много ножей… И мне кажется их становится все больше и больше с каждой секундой.
Дед не растерялся.
– Значит мне придется задержаться на какое-то время.
Его пустили внутрь, сообщив, что как раз начался сезон малины…
– А там и слива подойдёт… – волновалась бабка, когда дед проходил во двор.
– Просторно… – кивал дед, прохаживаясь по двору.
– А со сливы мы настойку… Сливовую конечно же… – продолжала волноваться бабка…
– Настойка – оно все завсегда хорошо… – продолжал кивать дед, закрывая глаза на покосившиеся ставни не менее косого бабкиного дома.
Малиновый сад, гордость бабки, в тот год принёс не только два урожая собственно малины. Он еще обеспечил бабке возможность гарантировать оплату труда деда… Дед же… оказался достаточно простодушным, чтобы эту гарантию принять…
Когда он закончил точить все ножи, то ножи, с которых он начинал, успели затупиться, и деду пришлось начать точить снова. Он понял, что попался, только спустя три тысячи восемьсот сорок два цикла заточки. Да, дед не отличался скоростью процессов анализа. Свежедавленные пеньки берёзового сока с мякотью ранним утром могли бы помочь ему перейти на другой уровень… Но не было в те сумрачные годы стабильности в поставках витаминов группы B. Пережив в последующие два года тяжелую депрессию, дед сдался. Он сделал бабке предложение. Это не помогло с депрессией, но помогло с организацией точильного процесса – вырваться из порочного точильного круга бабкиных ножей стало idee fixe моего деда.
Переход с временного волонтерства на постоянную занятость с полным рабочим днем вывело деда на иной уровень – он перестал быть только точильщиком – он стал также мужем, потом отцом, а затем, спустя много лет дорос, собственно, до позиции деда. Тоже карьера…
Был там сложный момент, когда на позицию мужа рассматривали соседа, но дед переиграл соперника. О последнем редко кто вспоминал в семье… Но я расскажу. Мы же тут за правду. За жизнь и за правду, так же бро? Так вот…
Кажется, спустя лет семь после оглашения результатов выборов мужа в соседнем лесу нашли тело, но… никто не подумал, или не посмел подумать, на причастность деда к случившемуся с телом. Мы же знали – знание о содеянном в прошлом незримо присутствовало в образе деда, в воздухе нашего дома, в подвале за ящиком картошки. Там он хранил долгое время некий нож. Однажды напившись водки дед вынес этот нож на