На службе в артиллерии. Н. В. Литвинов
но в целом жизнь стала насыщаться новыми явлениями, ранее отсутствующими в непростой крестьянской жизни. Начались существенные изменения и в культурной жизни. Вступала в силу антирелигиозная пропаганда. Появилось радио (громкоговорители), кино.
Крестьяне-колхозники стали выписывать газеты. Колхозный быт входил в каждую семью.
Начальная школа осталась позади. Если бы не было колхозов, с большой долей вероятности мои «университеты» на этом бы и закончились, но теперь колхоз не особенно нуждался в рабочей силе двенадцатилетних мальчишек. Надо было продолжать учебу. Но как и где? В Сараях на весь район была одна школа второй ступени, бывшая гимназия (с 5-го по 9-й класс), где еще было немалое засилье (особенно в старших классах) детей местных богатеев, которые ходили в школу нарядно одетые, при галстуках, в пальто с меховыми воротниками. Мы тогда смотрели на них как на людей с другого мира. Но в том же году школу 2-й ступени начали очищать от богатых сынков.
Я написал заявление и отнес его в школу, указав, что у меня брат в Красной Армии. Когда же, накануне учебного года, я пришел узнать о моем приеме, то в списках принятых учеников в 5-й класс я себя не нашел. Однако я пошел в школу. Хожу день, два, три, пока меня не вызвали к директору, который накричал на меня и запретил мне посещать занятия.
Но, к счастью, в эти дни был очередной призыв в армию и Василия на этот раз тоже призвали на службу. Я сходил в сельсовет и взял справку, что и второй брат уходит в Красную Армию. Отнес ее директору и это решило мою судьбу. Директор не мог уже отказать, хотя Василия потом, по каким-то причинам в армию не взяли. Так я поступил в 5-й класс.
Если бы это было лет 10–15 назад, меня бы просто вытолкнули за дверь, но теперь в условиях утвердившейся советской власти положение стало иное. Директор школы хоть и «старого закала», но и он понимал, что отказать пареньку у которого два брата в Красной Армии, нельзя. Тогда уже и я стал понимать, что советская власть – наша власть, она за бедных, а не за богатых.
Я был горд, что учусь в школе 2-й ступени, хотя среди ребят села в то время учеба в школе еще не была в большом почете. Теперь я ходил в школу без оглядки, без риска быть выгнанным.
Занятия шли своим чередом. Все было хорошо. Но рядом со школой в пятидесяти метрах от нее стояла церковь. Идет урок, а тут звонарь бьет в колокол к заутрене или к обедне или просто упражняется в веселом перезвоне в какой-либо религиозный праздник. Учитель говорит, а ничего не слышно. Так было целый год, пока не закрыли церковь, а потом ее разрушили. Разумеется, верующие были против этого. Но все обошлось без эксцессов, хотя ходатаев в Москву за сохранение церкви было немало.
В конце 1930 года заболел отец. Он проколол палец и по обыкновению, как он это делал всегда, посыпал рану золой. Палец распух, посинел. Отец пошел в больницу. Врач сказал, что надо отрезать палец. Отец не согласился на операцию. Примочки не помогли. Начала распухать и синеть рука. Врач теперь настаивал на ампутации руки. Отец опять не согласился. Опухоль стала