Малолетка. Костя Пекинец
камеры № 137 открылась. Здесь было намного больше людей, человек двадцать на такую же восьмиместную камеру. Никто не спал, как будто все ждали меня, ждали моего освобождения.
Оказывается, тюрьма бывает разной. Даже в заключении люди могут жить очень комфортной жизнью или, напротив, власти могут помещать тебя в более худшие условия. И никто не знает, что скрывают стены СИЗО.
Как только я зашел и за мной закрылась дверь, все спрыгнули со шконок и радостно приветствовали меня. Потом, тесно сев на корточки по кругу, заняли все пространство камеры и пустили по кругу чифирбак.
Глотая горький чифир и закусывая грохотульками (леденцы-подушечки, названные так, видимо, за звук, с которым их приходится есть), все смотрели на меня, ожидая рассказ о той камере, которая была буквально напротив.
В их сознании я вернулся из другого мира. Из злой заколдованной страны, о которой ходит много легенд. Но никто не знает наверняка, потому что оттуда никто не возвращался.
Я не понимал их возмущения на мои рассказы о быте пресс-хаты, так как думал, что эти правила общие для всей тюрьмы. Кто-то начал говорить, мол, если бы я там был, то ломанул батька; другие подхватывали, придумывая сценарии, в которых они выглядели рыцарями, героями, а батек – поверженным драконом. Но их там не было, а попади они туда, не уверен, что им удалось бы сохранить эту смелость.
Шли дни, дни превращались в месяцы, менялись лица, кто-то уходил на этап, получив срок, кого-то переводили в другую камеру. Нас часто тасовали между камерами, дабы мы не успевали организоваться и от скуки затеять что-нибудь, например, бунт.
Он, как землетрясение, бывает разным по силе.
Например, баландер занес в коридор бак с обедом. По неписаному правилу он должен сначала раздать обед по черным хатам и только потом по петушиным. Даже если при этом ему придется передвигаться зигзагом. Однако если сначала баландер накормит петухов, а после подойдет к черной хате, то вот какой диалог его ждет:
– Есть будете? (Он спрашивает, так как знает, что не будем.)
– Не будем, но для кошки возьмем (в камере и правда жила кошка).
Откроется кормушка, и в тот момент, когда баландер протянет руку с тарелкой, в ответ ему швырнут кружку с кипятком. В лучшем случае он обожжет руки, но целиться будут в лицо. Баландер либо новенький и затупил, либо это было прямое указание оперов, как провокация на бунт.
Ошпаренный баландер начнет кричать, и мы тоже станем орать на весь коридор.
– Баланду не брать! Баландер покормил два-пять (два-пять – это 125-я камера, первая по счету и петушиная).
Начнется хаос. Все заключенные черных камер в продоле (коридоре) возьмут алюминиевые кружки и тарелки и начнут громко стучать по дверям. Под этот шум будут быстро долбиться новые «кабуры» в стенах и пропиливаться дырки в решетках для «трассы».
Хаос будет длиться не более десяти минут, пока не подойдут бойцы внутренней службы безопасности, вооруженные лучше ОМОНа и СОБРа, готовые к любым атакам. Выстроятся коридором с двух сторон, начнут открывать камеры по одной, громко командуя:
– Снять