Содержанки. Татьяна Веденская
Голос Марины, хоть и все еще злой, звучал теперь по-другому.
Она молчала, я же лежала и думала о том, какая странная штука жизнь. И о том, что нужно куда-нибудь записать это слово – люмбаго. Что это за зверь? Надо будет посмотреть в Интернете. Надеюсь, это лечится. В любом случае у меня теперь есть идеальная отмазка от всех видов физических нагрузок. Да я теперь сама себе яблок в дом не подниму – пусть все Свинтус таскает… То есть, конечно, со Свинтусом тоже что-то надо делать. Раз уж в моем кресле сидит его жена. Но что мне с ней делать, я на самом деле не представляла.
– Ты что, врач? – спросила я.
Марина посмотрела на меня, и что-то в ее взгляде было такое… жуткое. Усталость, помноженная на отчаяние и бессилие. Взгляд бездомной больной собаки, притаившейся зимой в теплом подъезде. Что ж такое со Свинтусовой женой? Женам положено быть румяными, улыбчивыми и довольными. У них-то все должно быть прекрасно. Не жизнь, а сказка. Впрочем, по Марине этого никак не скажешь.
– Я была врачом. Теперь вот не пойми чем занимаюсь. За всякими молодыми тварями бегаю. А зачем, кто бы еще сказал. – Марина скользнула по мне взглядом. – Тебе надо бы еще но-шпу выпить. Диклофенак есть? Если нет – купи.
– Спасибо тебе.
– Всегда пожалуйста. – Она горько усмехнулась.
Я покачала головой. Повисла пауза, в течение которой, могу поклясться, мы с Мариной думали об одном и том же – о том, как это все странно.
– Н-да… – пробормотала я.
Марина усмехнулась, и я против воли тоже ухмыльнулась.
– Дебильная какая ситуация, да? – бросила я нейтрально-дружелюбным тоном.
– Да уж, – согласилась она.
– Ты, должно быть, меня ненавидишь, – предположила я.
На сей раз пауза была долгой, очень долгой. Потом Марина встала, прошлась по гостиной, взяла в руки мои (то есть свои) часы, покрутила их в руках и поставила на место.
– Нет, не думаю.
– Правда? – удивилась я.
– Я тебя не знаю. Ты мне вообще никто, – задумчиво пробормотала она, рассматривая мои стены и полки.
– Это правда.
– Я ненавижу что-то, очень, очень сильно ненавижу. Но не могу понять теперь, что именно. Меня просто трясет от ненависти, – призналась она. – Я была уверена, я думала, что ненавижу тебя. Еще утром я была готова тебя четвертовать. Но вот смотрю на тебя и понимаю, что ты мне вообще-то безразлична.
– Может, ты ненавидишь его? – брякнула я и тут же пожалела.
Маринин взгляд потемнел, лицо исказила судорога. Она так странно посмотрела на меня, словно снова вернулась к обдумыванию вопроса: выкинуть меня из окна или оставить. Она отвернулась, так ничего не сказав.
– А у тебя тут пыль. – Марина провела рукой по моей полке с дисками и показала мне ладонь.
Я поперхнулась. Ровно таким же жестом пыль проверял Свинтус.
– У меня убираются по вторникам и пятницам.
– Кто? – полюбопытствовала Марина. – Нянька?
– Нянька? Нет. Уборщица. То есть домработница.
– И Вася