Перо феникса. Холли Вебб
и Лотти почувствовала его волнение и смущенную радость. Она заметила, что у него большие, красивые руки. Обветренные и шершавые, но добрые и надежные.
Лотти робко подняла глаза. Папа тоже смотрел на нее, и его взгляд в точности повторял Лоттин: радостный и изумленный, но слегка недоверчивый и настороженный. Лотти невольно рассмеялась, и он рассмеялся в ответ. Медленно и осторожно, словно папа боялся, что Лотти его оттолкнет, он привлек ее к себе и обнял за плечи одной рукой, чуть придавив Софи, оказавшуюся между ними.
– Извини, – тихо проговорил он. – Я вижу, что я тебя… разочаровал.
Лотти хотела покачать головой, но поняла, что это будет глупо. Зачем врать из вежливости? Лотти почему-то не сомневалась, что папа знает, что она чувствует на самом деле.
– Но все вернется. Моя память вернется. Я в этом уверен. Здесь, в магазине, сама атмосфера… Не знаю. Как будто воспоминания плывут прямо в воздухе. И если – когда – они подплывут ближе, я их схвачу и верну. – Он кивнул. – Честное слово. – И добавил так тихо, что его услышала только Лотти: – Сколько лет без тебя я пропустил…
Лотти знала, что это был не вопрос, и поэтому не стала отвечать. Ей удалось улыбнуться, но глаза защипало от слез, и она тоже обняла папу. Ощущения были приятными, но очень странными. Как будто она обнимала кого-то из маминых друзей, кого, по идее, она должна была помнить и кто говорил, что он помнит ее. Вот только папа ее совершенно не помнил.
– Вот и прекрасно. А теперь, когда вы пришли в чувство, отпустите меня! – сердито тявкнула Софи, вырвалась из их объятий и совершила опасный прыжок с папиных рук прямо на стол, где и уселась, возмущенно пыхтя. – Кто я, по-вашему, – плюшевая игрушка?!
– Будь ты игрушкой, от тебя было бы больше пользы, – раздался сварливый голос откуда-то с пола. Лотти испуганно подскочила на месте. – Ну, что? С возращением, Том. Наконец-то. Ни одной весточки за столько лет. Ни письма, ни открытки. Элементарная вежливость? Нет, не слышали!
Гораций, старый попугай жако, редко когда покидал свою жердочку в витрине зоомагазина, но, судя по всему, сегодня сделал исключение. Он неуклюже взмахнул крыльями – он был очень старым и почти не летал, – запрыгнул на стул, а оттуда уже перебрался на стол и уселся рядом с Софи. Она надменно дернула усами, но ничего не сказала. Все животные в магазине побаивались Горация: он жил здесь так долго, что казалось, он был всегда – и все равно оставался загадкой для всех остальных обитателей магазина. Было в нем что-то странное, что-то далекое и совершенно непостижимое. Он был единственным из животных, кто мог разговаривать с посетителями магазина – с обыкновенными посетителями, далекими от волшебства, приходившими к дяде Джеку за кормом для собак или постельными принадлежностями для хомячков. Конечно, ему приходилось ограничивать свой репертуар детскими стишками и бранными словами, но время от времени он развлекался: говорил что-то осмысленное и лукаво поглядывал на изумленных покупателей своими умными желтыми глазами.
Сейчас его желтые глаза насмешливо смотрели на Софи.
– Чего