Кумир. Ирина Дмитриевна Дюгаева
мной тебя сидеть оставила?
– А кого ещё?
«Никого», – проследовал мысленный ответ. Слова Алексея несколько угнетающе воздействовали на Гришку, напомнив, что вернее него и Гвидона не было у него больше друзей.
Жил Гришка с бабушкой, родители остались где-то в городе; от чего они умерли, он не знал – бабушка упёрто не рассказывала, и вообще плохо их помнил, а дед пропал года три назад. Любил его дед Анатолий Семеныч Добровязов ходить в лес, был он герпетологом и считал Тупиковый лес с его болотами и речкой благодатной почвой для изучения земноводных.
Избенка их стояла на окраине села, у речной прикормки, ближе всех к лесу, раскинувшемуся на том берегу, поэтому частенько соседи сравнивали их избенку с маяком: заплутаешь по ночи в пуще, так если увидишь свет, не боись, это не светляк и не нечисть, это фонарь у дома Галины Степановны. Спасет он тебя, иди на него. Покоилась их бревенчатая истопка[1] на завалинке[2], поскольку от речки холодом и простудой тянуло. Слюдяные косящатые окошки в тисовом срубе, перекошенный тамбур да пара поскотников[3] – вот и всё богатство Добровязовых.
– И без еды, и без питья пойдешь? – Алексей подозрительно глянул на Гришку, уже было шагнувшего в сенцы на выход.
– А ить прав ты, братец. – Гришка зашел в кухню.
– Сильно тебя присучило-то, – свистнул Алексей.
Гришка открыл кран, вода вспухла из-под алюминиевой пасти и тихонько зажурчала. Набиралась пол-литровая бутылка долго, муторно, как заговоренная.
– Так ты со мной, братец?
– В лес-то? – неуверенно билась чайная ложечка в пальцах Алексея. – Ты лучше дома оставайся, найдём мы твою драгоценную дворнягу. А пока тебе отдых нужен.
– Ты не переводи. Пойдёшь со мной? – и прямо в лукавые глаза Алексея зыркнул. Тот вздрогнул, выронил ложечку под струйчатое журчанье воды.
– Пойду, пойду, ну что ты. Я-то еще сытый. А тебя, не дай боже, быстро сморит голод.
Гришка промолчал, поставил полную бутыль на столешник. Что голод человеку, свыкшемуся с муторной работой в поле? Делу – время, как говорится.
Голому одеться – только подпоясаться. Собрались быстро, не зная лишних споров и хлопот. Гришка запахнулся в новенькую штормовку, а то летающая конина в этом году сильно досаждала.
В сенях перекрестился на юго-восток красного угла. Привычка, перенятая от деда перед походом в лес. Вот и пропал Анатолий Семеныч, потому как не перекрестился в последний день: то ли забыл, то ли пренебрег бытовым уставом. Так и остался где-то на болотах. С тех пор лики святых на божницах глядели как-то по-особенному печально и строго, а убрус на столе-престоле всё время был какой-то измятый, в складках, как будто хмурился.
На выходе из дому не забыли погладить медвежью лапу на двери – к удаче в пути. Откуда взялась эта медвежья лапка, затейливо обтянутая бахромчатым браслетом, известно было лишь домовому. Однако сделалась она необходимым предметом обихода, без неё изба стала бы чужой и неуютной.
Лесок
Истопка (устар.) – изба.
Завалинка – насыпь, прокладываемая снаружи вдоль дома для предохранения от промерзания зимой.
Поскотник (местн.) – амбар для скота.