Линия. Светлана Храмова
разобрались с бронью, не сразу, но нашли. Кофе с дороги и панна-котта долгожданная, сладкая по-итальянски. Тут же «такси, такси!» – и они укатили прямиком на высокий прием.
– А меня с тобой пустят?
– За такие бабки, что благодетелем уплачены, – думаю, да.
– Деньги? Его святейшество, а саном торгует?
– У них это новый бизнес теперь. Принимают солидных господ за солидные суммы. Выходим, Люся, приехали.
Совершив длительный переход по лабиринту смежных комнат, больших и маленьких, они с провожатым вошли в огромный зал необъятной ширины. Размеры и невероятное совершенство фресок подавляли, обращали смертных, покусившихся на свидание с понтификом, в невзрачных мотыльков, перепутавших божественный светильник c придорожным фонарем. Размашистое мозаичное великолепие под ногами, небесная голубизна росписей потолка и стен. Люся рассматривала творения Микеладжело молча, священный трепет пронизывал ее с головы до пят.
Игнат стоял рядом с ней спокойно, дожидаясь, когда откроется заветная дверь и длиннолицый мудрец в белой пелерине снизойдет до встречи с рабами божьими. Стоп, рабы божьи это в православии, здесь у них прихожане, верующие, паства… попросту все, без преувеличений. История католицизма, в котором многое поставлено с ног на голову, привела к затейливому сочетанию высокого мастерства в оформлении и попустительства практически всему, с чем по каким-то причинам нужно смириться. У Игната был главный вопрос, ради которого все и затеял, к начальству РПЦ он бы и лезть не стал, бесполезное занятие, нет там снисхождения и мягкости. А папа демократом слывет, можно рискнуть.
Понтифик появился из боковой двери, Игнат и не заметил его сразу. Двигался он почти бесшумно, только вкрадчивое шуршание длинных белых одежд внимание привлекло. И что делать – креститься при виде него, к руке прикладываться, коленопреклоняться? Никто не шутит, он действительно в Ватикане лицезреет папу Римского, еще и Люську приволок неведомо зачем. Словно ему страшно без мамки, везде со своей бабой ходит. Но взгляд Его Святейшества прост и лучист. Папа усаживается в кресло, жестом приглашает Игната сесть напротив него.
После обмена приветствиями смущенный Игнат заговорил без пауз:
– Ваше Святейшество, как вы относитесь к геям? Я не знаю о природе собственной, с ранних лет совращен. Сирота, соблазнение малолетнего, но сейчас я продолжаю жить во грехе. И мужчины, и женщины желанны для меня. Раскаиваюсь – и грешу снова. Сомнение во мне. Простит ли меня Господь? Допустит ли церковь в лоно свое?
Длиннолицый понтифик молча выслушал обращение, потом долго протирал круглые стекла очков, о чем-то задумавшись. Медленно поднял голову и ровным голосом заговорил, артикулируя четко:
– Игнатий, это не имеет значения. Бог создал тебя таким, Бог любит тебя таким. Папа любит тебя таким, и ты должен любить себя и не обращать внимания на то, что говорят другие. Бог прощает грешников. Церковь всегда помнит, что геи – это люди, которые могут находиться в христианской церкви