Королевская гончая. Оливия Штерн
кому-нибудь из синьоров англичан отправиться с проводником за получением денег, которые затем должны, быть переданы мне.
Кроме того, требую, чтобы меня и двадцать моих товарищей немедленно впустили в башню. Ваша жизнь должна служить мне залогом, что деньги будут мне доставлены безо всякой ловушки и доноса властям. Даю на размышление три часа. Если в течении этого времени никто не выедет за деньгами и затем не будет вывешен белый флаг на башне, как признак добровольной сдачи, то я возьму башню штурмом и в таком случае за жизнь и безопасность кого бы то ни было не ручаюсь.
Впечатление, произведенное этим письмом, несмотря на всю её выдержку, было давящее. Бедная девушка побледнела, как полотно и растерянно смотрела на Ротенфельда, словно ища в нем поддержки в своем безвыходном положении. Ее тревожила участь отца, но вместе с тем, очевидно, ужасала и мысль самой очутиться во власти бандитов. Граф Макс, со сверкающими от гнева глазами, первый прервал тягостное молчание.
– Защищаться во чтобы то ни стало – вот единственный ответ на предложение наглых бандитов! Нас шестеро прекрасно вооруженных мужчин, не считая проводников и погонщиков. Неужели же мы не сможем отбить нападение кучки придорожных грабителей и сдадимся им, не оказав никакого сопротивления?
– Я полностью разделяю мнение графа Ротенфельда, – согласился тотчас же Карруччи, – мы должны драться до последней капли крови, иначе мы поступить не можем.
– Пусть простят мне благородные синьоры, – раздался вдруг среди водворившегося молчания поразивший меня своей интонацией, дрожащий, словно от робости голос Холмса, – если я позволю себе вмешаться в совещание. Открытое сопротивление разбойникам совершенно бесполезно и бесцельно. Оно повлечет за собой неминуемую гибель. Тут надо действовать хитростью. Так как синьор граф Карруччи является хозяином дома, в котором мы находимся, то я ему одному и открою тот план действий, который я придумал для общего спасения. Если он со мной не будет согласен, то пусть тогда поступает, как хочет.
Холмс почтительно поклонился и ждал ответа.
Карруччи удивленно и внимательно посмотрел на Холмса. Видимо, вмешательство неизвестного ему проводника в первый момент его поразило, но в фигуре Холмса было столько заискивающей почтительности и неподдельной, наивной робости человека, очевидно, сильно дрожащего за свою шкуру, что любое подозрение, даже если бы оно и возникло, должно было мигом испариться. Граф слегка усмехнулся и снисходительно произнес.
– Хорошо, пойдемте, сообщите мне ваш план и, если только он годен, то, конечно, я им воспользуюсь.
Карруччи вежливо раскланялся и вышел из комнаты. Вслед за ним тотчас стремительно бросился Холмс, успевший, однако, на ходу шепнуть мне на ухо:
– Сообщите всем мое имя. Полное повиновение.
После этих слов мне стала ясна причина последнего поступка Холмса.