Философские диалоги. Джордано Бруно
Так я и сделаю.
Гервазий. До свидания.
Полиинний. Всего счастливого.
Конец третьего диалога
ДИАЛОГ ЧЕТВЕРТЫЙ
Полиинний. Отверстие матки никогда не скажет довольно, очевидно, этим подразумевается: материя (каковая обозначена этими словами), воспринимая формы, никогда не насыщается. Итак, поскольку никого другого нет в этом Лицее, или, скорее, Антилицее, один, таким образом, говорю я, один, то есть, собственно говоря, менее всего одинокий, буду я прогуливаться и сам с собой разговаривать. Итак, материя у князя перипатетиков, воспитателя возвышенного гения великого македонца, не менее, чем у божественного Платона и других, или хаос, или вещество, или материал, или масса, или потенция, или склонность, или смешанное с лишением, или причина греха, или предрасположение ко злу, или само по себе не сущее, или само по себе не познаваемое, или познаваемое лишь по аналогии с формой, или чистая доска, или недоступное изображению, или субъект, или субстрат, или substemiculum, или свободное поле, или бесконечное, или неопределенное, или близкое к ничто, или ничто, и никакое, и нисколько, – наконец, после того как много было затрачено усилий к достижению общей цели, для определения этой природы, при помощи различных и разнообразных названий, теми самыми, кто достиг самой цели, она была названа женщиной; наконец, говорю я, чтобы все было восполнено одним жалким названием, людьми, лучше понимающими самое дело, она называется женщиной[47]. И, клянусь Геркулесом, не без солидного основания этим сенаторам царства Паллады[48] угодно было поместить в одном и том же месте и уравновесить эти две вещи – материю и женщину; после того как последние испытали их строгость, они впали в подобное бешенство и неистовство (итак, здесь мне служит нитью риторическое украшение). Они суть хаос неразумности, вещество преступлений, лес разбойников, масса нечистот, способность ко всякой порче (другое риторическое украшение, некоторыми названное сложением). Где таилась возможность, не отдаленная, но весьма близкая, разрушения Трои? В женщине. Кто был орудием разрушения мощи Самсона, того героя, говорю я, который при помощи ослиной челюсти, найденной им, одержал победу над филистимлянами? Женщина. Кто укротил в Капуе натиск и силу великого вождя и постоянного врага Римской республики – Ганнибала? Женщина! (Восклицание!) Скажи мне, о кифаред-прорицатель, какова причина твоей слабости? – Ибо в грехе зачала меня мать моя. Каким образом ты, о древний наш прародитель, будучи райским садовником и возделывателем древа жизни, был так проклят, что провалился со всем человеческим родом в адскую пропасть погибели? – Женщина, которую он дал мне, сама, сама меня обманула. Без сомнения, форма не грешит, и заблуждение не порождается никакой формой, если она не соединена с материей. Так, форма, обозначаемая мужским родом, будучи сближена с материей и вступив с ней в соединение или совокупление, такими словами или же таким выражением отвечает порождающей природе: женщина,
47
Аристотель противопоставляет материю (женское начало) форме (мужскому началу). Материя лишена активности и мешает целям природы, служит причиной уродств, нарушений, если форме не удается преодолеть сопротивление материи. Поскольку в средневековой философии материя и женское начало отождествлялись, то негативное отношение к материи выражалось и в негативном отношении к женщине вообще, как следует из речи Полиинния.
48
Т. е. служители Афины Паллады, философы.