Киевский котёл. Татьяна Беспалова
блестящего от влаги шара и нажал на курок. Хлопок. Треск ответной, выпущенной в пустоту, автоматной очереди. Глухой звук падающего тела. Тишина. Отдаленные голоса. Переговариваются на немецком языке. Окликают один другого по именам. Бранятся. Собачий лай. Я ловлю в перекрестье прицела движущийся силуэт. Делаю поправку на движение. Нажимаю на курок. Хлопок. Визг. Треск ответных очередей. Я ловлю в перекрестье прицела едва уловимую, мутную тень. Нажимаю на курок. Хлопок…
На лицо мое и грудь сыплются комья праха. Он влажно чавкает, соприкасаясь с моим телом. Небо в просветах крон кружится, время от времени меняясь местами с землей. Мое положение теперь уже совсем непонятно. Я не слышу выстрелов. Не слышу треска раздираемой пулями древесины. Не слышу криков своих товарищей. Утопая в тишине, я внимаю лишь голосу неизвестного старика. Как его: Ефим, Емельян? Ермолай! Так и есть, Галюся называла его Ермолаем. Что за странное имя! Что за удивительный голос, низкий, охрипший, но ласковый. Старик называет меня «рабом Божьим Егорием».
Нет, я не раб! Я не хочу умирать! Я не могу умереть!
Внезапно вращение мира останавливается. Я чувствую под поясницей твердые, выступающие из земли коренья деревьев, но крон их больше нет надо мной, зато небо сделалось совсем близким, и гладколицый, украшенный огромной бородой старик приближается ко мне. Идет тихо и плавно, будто по облакам.
– Теперь ты наш, – говорит он мне.
– Ты – не Ермолай, – отвечаю я. – А если это так, тогда кто ты?
– Я – всего лишь ключник. Несу службу при воротах. Пойдем, я открою их. Тебе позволено войти.
Я оглядываю старика, и меня меньше удивляет его странный вид, чем острота собственного зрения. Я могу отчетливо видеть каждую прядку его красивой бороды, каждый виток шелка в его поясе, каждую складку его просторной хламиды, каждый ремешок его сандалий. Лодыжки старика костлявы и поросли редкими, серыми волосками. Но чуднее всего связка латунных ключей у него на поясе. Один из них отлит в форме рыбы, другой похож на кота. Животное разгневано, выгнуло дугой спину и задрало хвост. Самый большой из ключей походит на трубящего слона. Такое чудо мне доводилось видеть лишь на картинках из книг моей сестры, но я уверен, что трубящий слон выглядит именно так. Некоторое время я разглядываю старика, а тот терпеливо ждет. Мне совсем не страшно, но тем не менее я не считаю излишним напомнить:
– Я не хочу умирать. Я не могу умереть.
– Все так! – Старик величаво кивает. – Следуй за мной.
– Я не могу! У меня нет ног.
– Вставай и следуй за мной, – теперь старик просит настойчиво.
Он ласков и ироничен. Уверенный, что я последую за ним, он уходит плавной походкой, позвякивая связкой ключей на поясе. Движения его плавны, степенны и стремительны. Еще миг, и ключник скроется из вида, оставив меня одного.
Делать нечего, я встаю и иду за ним. Мне легко. Чувства мои поблекли: и тоска по отцу, и долг перед матерью и сестрой, и страсть