Тайна речки Безымянной. Петр Васильев
наскоро чай и смазав пихтовой смолой рану, я пошёл по тропе в верховье реки. Я шёл вдоль речки уже два часа. Речка была ещё широкой – 30—40 метров, но местами уже мелкой, на ней часто попадались перекаты, а иногда и каменные пороги, шум которых было слышно ещё издалека. Но позже я назвал эту речку Каменкой, хотя у неё было своё, родное название, но я не буду упоминать его по причине, о которой ты узнаешь в конце рассказа. За эти два часа я несколько раз спускался к реке, чтобы попить воды. И моему удивлению не было границ. Рыбы в реке было так много, что я даже растерялся. Она стояла перед порогами и перекатами, в глубоких ямах отдыхая перед подъёмом через оголившиеся от мелководья перекаты. Лето было сухое и жаркое, поэтому река за июль сильно обмелела и перекаты оголились. Заметив впереди очередной оголённый перекат, я спустился к нему и прошёл по плоским камням до середины реки. На всякий случай прихватил с собой котелок, и, зачерпнув котелком песок перед перекатом, я вытряхнул его на сухой песок переката. И, разгребая ладонью мокрый песок, я увидел два самородка величиной с крупную картечину. Я всегда проверял песок на золото на всех таёжных речках, когда летал на пожары, но редко где мне попадались самородки, даже такие.
«Выходит, что в этой реке есть золото», – подумал я. Но сейчас больше всего меня интересовало зимовье, а не золото. Иногда на плёсах реки стайками сидели утки и даже гуси, но в основном селезни и гусаки. Увидев меня, они отплывали на середину реки, но не улетали. В это время у них проходила линька, и они выщипывали клювами старые перья, ничуть не боясь меня, но держась подальше от лисиц, которые в это время охотились на них по берегу реки. А на кочках, возвышающихся над водой, часто сидела ондатра, но завидев меня, она прыгала с кочек в воду и уплывала под водой в свои норы. Но больше всего на реке было норки, рыбы в реке было много, поэтому она расплодилась в большом количестве. Набрав в очередной раз пихтовой смолы и развязав повязку на ноге, я осмотрел рану: краснота на ране спала, да и коленка меньше болела, а опухоль и синева уменьшились. Я намазал пихтовой смолой рану, прихватив попутно и колено. Время шло к вечеру, а зимовья всё не было. Но, пройдя по тропе ещё два километра, я увидел впереди в сосновом подсаде, который вырос за последние годы и был около двух метров в высоту, пни, спиленные мотопилой «Дружба» – пил «Урал» тогда ещё не было. А тонкие деревца были вырублены топорами. Я понял, что такие полосы вырубались для захода вертолёта на вертолётную площадку. Пройдя через двухметровый сосновый подсад, который вырос уже после вырубки соснового бора, я вышел на большое, но сухое болото, которое было около ста метров в диаметре. В самом центре болота в два наката из брёвен сосны была выложена вертолётная площадка. Моей радости не было границ: раз есть вертолётная площадка, значит, где-то рядом и зимовье, причём хорошее. Для такого зимовья землянки, около которой я ночевал прошлую