Там, где меня ждёт счастье. Том третий. Мэгги Ри
несколько раз повторила: уходи! Мне противно иметь дело с таким подлецом! Подумать только, ты и не отрицал того, что девочка, которую ты встретил в России, была такой «мышью-дистрофиком»! От неё, чёрт возьми, такие ужасные дети появляются.!
– Я люблю наших детей, они прекрасны, Монька! Энлис, Энни… Я их обожаю! А уж тебя, их мамочку, тем более!
– Да ты что?! Что-то я не видела, чтобы ты за меня заступался перед этими идиотами!
– Не смей так называть моих родителей!
– А что ты мне сделаешь?! Оскорбишь в их стиле?!
– Они тебя любят, а ты к ним.!
– Они меня ненавидят, и я их тоже! Просто м-мерзкие люди!
– Мерзкие?! Тогда и ты – мерзкая стерва, придирающаяся к другим! Давай, уходи из этого дома, раз тебе тут не нравится! Топай к себе!
– «Топай к себе»? С каких пор наш с тобой дом стал только моим?!
– С таких пор, как ты стала такой собачонкой… – Маркус думал встать на ноги, но я повалила его, ухватив за воротник.
– Мы не договорили!
– Мне не о чем с тобой говорить!
– Ах, не о чем? А с теми девицами, которых ты целовал, было о чём?!
– Уж было, не сомневайся! – Маркусу влетело по второй щеке, после чего он схватил меня за руки и зло повалил на пол, не уводя свой взгляд от моего. – Они, в отличии от тебя, принимали меня таким, какой я есть…
– Я тебя таким мерзавцем не знала!
Мы вцепились друг другу в лицо, рыча, как дворовые псы. Ему хотелось размазать меня по стенке, а мне – засунуть его в мясорубку, но чувства оставались чувствами, и душа ныла из-за любви. Когда он силой надавил на меня, налез сверху, я со всей силы двинула ему между ног. Маркус зажмурился от боли, но не отступил. Сейчас для него вся эта ругань и боль была какой-то необычной ролевой игрой. Он пытался доминировать надо мной, а я, напротив, над ним.
– Сунешься ближе – я грохну тебя чем-нибудь тяжёлым… – прошептала я, а он сдул чёлку с моего лба и хитро ухмыльнулся.
– Давай, что же, попробуй… Ты же знаешь, тогда я отшлёпаю тебя так, что сидеть не сможешь…
– Не подействует – я свяжу тебя, понял?.. Свяжу и заставлю передо мной извиняться за каждый поцелуйчик в детстве… на коленях.
– Давай, крошка, что же ты медлишь?.. Ты же так меня ненавидишь, что горишь от злости… А я тебя так безумно люблю, что сейчас, когда ты злишь меня и сама злишься, это всё меня так возбуждает, что я готов ко всему…
– Чёртов извращенец… – почему-то я засмеялась и ощутила какое-то странное чувство возбуждения от того, что наш разговор с ссоры перешёл на какую-то страстную игру.
– Мам, ты тут? – у двери появилась Эн как раз в тот момент, когда я оседлала Маркуса и распахнула его рубаху. – Мам, ты в порядке? Я видела, как ты плакала…
– Эн?.. – я не сразу заметила её, а когда увидела, вскочила с мужа и бросила в него спальником. – Что ты здесь делаешь? Разве ты не должна была обедать с бабушкой и дедушкой?
– Нет, – она как-то серьёзно посмотрела