Лабиринт. Татьяна Зубкова
кучку, а тушки – в другую… Ее хозяйка долго не могла понять секрет этой кулинарной разделки: ведь головы поедались, как и тушки, иногда даже поочередно с ними. Затем догадалась. – Срабатывал древний, программированный в какой-то паре ген инстинкт рыболова: словив рыбку, необходимо было ее обездвижить, чтобы она не уплыла обратно в ледяной ручей. Может, он до сих пор бежит по камням чужой страны, бывшей для предков кошечки родиной.
На маленькой кухоньке московской "панельке", которые скоро пойдут под снос, она методично отдирала головы уже давно мертвой рыбки, принесенной из "Пятерочки", которая всегда невдалеке от дома и даже выручает. Инстинкт, закрепленный веками. Как много мы сами делаем, подчиняясь ему, не думая даже о его целесообразности в уже изменившейся жизни! Чего же раздражаться на маленького зверь за перепачканный пол, по которому уже нельзя пройтись босиком! И чего ругаться, ведь: "Доброе слово – и кошке приятно".
Приходилось, поджал ноги на табуретке, дождаться конца трапезы, в противоположном случае сиамка могла еще понести прятать свою добычу в соседнюю комнату и, увы, затем забыть про нее, и тогда в дома будет противно вонять! Под жестким наблюдением, иногда уже нехотя, съедалось все. Кошечка уже знала из опыта, как и хозяйка из своего: если оставить – рыбка будет выброшена, как не рычи. В следующий раз дадут меньше.
Иногда церемониал сокращался: хозяйка вскакивала немедленно, как только открывала глаза, быстро выдавала рыбку. В секунды, иногда даже без душа, совершала утренний туалет. В чашку насыпала "Черную карту", заливая кипяток из «Тефали». Кошка не возражала и не приставала. Она знала: вечером властительница придет, уставшая и больная, надо будет долго и осторожно утешать, вылизывать и врачевать ее, в конечном этапе ложась на сердце. Квартировладелица уснет, тревожно ворочаясь во сне. Потом будет тяжело кошечке, передавшей ей свою энергию. Но таковы правила общежития: надо быть полезным друг другу.
Кошка была совершенно необыкновенной. Когда хозяйка за столом что-то рисовала, животное обычно сидело прямо на его поверхности и, не шевеля даже ушами, быстро-быстро водила глазами вслед за появляющимися на бумаге линиями, кругами и квадратами. И чем быстрее, разойдясь, работала женщина, тем стремительнее бегали громадные лиловые радужки глаз, тем шире расширялись желтоватые зрачки и начинал мерцать совсем уже таинственный, неизвестно откуда взявшийся желтоватый огонек. Споткнувшись на какой-то своей недопонятой мысли, будто натолкнувшись на неведомую стену и перестав задерживать дыхание, художница смотрела на маленького серебристого барса, зрачки у обоих уменьшались и они улыбались друг другу.
Еще кошка любила сидеть у старинного, непривычного в современной квартире, зеркала. Оно было такое большое, что хозяйка поставила его на пол. Антиквариат, достигая низкого потолка "панельки", ухолил куда-то на верхние этажи, а, может, в небо. Наверное, его поверхность была очень качественной, потому что оно не потускнело