Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II. Лев Гомолицкий

      Мы ждали жизни, а пока

      не в жалобу, не в мрак, не в плети,

      но в мудрость шли нам апока —

      липсические годы эти.

      Прозрачнясь, мы теряли вес,

      пока учился смертник ползать.

      Нашли божественную пользу,

      вне-временье открыли в без-.

      Мы знали труд: на трут ударом

      кидать в прозрачный крин-ладонь

      свет, и труда высоким даром

      фаворский высекли огонь.

      Обвившись диким виноградом,

      на острове лежали мы,

      цари желаний, вертоградом

      всех мудростей услаждены.

      Тот – руки погружая в воды,

      тот – погружаясь в облака, —

      о том, что перстность, как река,

      о том, что дух – венцом свободы…

      Томящее к полету прах,

      предведенье, предвоспаренье!

      Пир символов, тайнореченья

      кимвалы – крыл словесных взмах.

      Взлетает камнем тяжкобелым

      на бездный край ночной луна,

      над понтом лунным точно мелом

      черта земли обведена.

      Там между дымными холмами

      в полях посеяно зерно:

      уже касается костями

      земли, до них обнажено.

      Но прорастает в воскресенье

      росточек, мысленная тень,

      давая знать о том волненьем,

      тревожащим живущих день.

      Пласт связок – кровеносных стеблей

      – с душой неразделенный труп —

      я чую ночью влагой губ

      то веянье: грядут, на мебель

      садятся, видятся, шуршат,

      листают на столе страницы;

      сияний мысленных праща

      творя в молитвенном творится.

      И сей костей живых орган

      гремит симфонией в селенья,

      где воскресенья чает круг

      в меня вселившейся вселенной.{9}

      Тут область вечности цветенья.

      Из лоз библейских бьют ключи

      молитвенного омовенья:

      врат галахических ключи.

      С чертами ликов человечьих

      львы ариэли стерегут

      нестрастие замшелой речи,

      сей взмах – в благословеньях – рук.

      Воочию нетленье дыма

      могильного растет в слова,

      в орнамент – и уже над ними:

      – в шум: бури лиственной права.

      И агадическою серной

      символ резвится в голубом,

      ползет на небо точкой сѣрной

      знак древний, ставший светляком.

      Уставший Богом род: иаков,

      уставший с Богом спор вести.

      Нам, новым – солнц пустынных, знаков

      синайских молний не снести.

      Арф вавилонских также внове

      нам тяжесть в тяжести оков.

      Они же, ветхие в сионе,

      для них все это –