Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II. Лев Гомолицкий

      Пугливы дни безмолвною зимой.

      Чуть вспыхнет лед на окнах, уж страницы

      шевелят сумерки. На книге оттиск свой —

      – круг керосиновый – закрыла лампа. Лица

      разделены прозрачным колпаком.

      Шатаясь, ветер подпирает дом,

      скребет ногтем задумчиво карнизы.

      Наверно снятся голубые бризы

      ему, бродяге северных болот.

      Что ж, день, зевнем, перекрестивши рот,

      закрыв лицо листом газетным ломким,

      уткнемся где-нибудь от всех в сторонке —

      на старом кресле и, вздохнув, уснем.

      Пускай за нас дрожит в тревоге дом —

      развалина, упрямое строенье;

      пусть напрягает старческое зренье,

      чтоб разглядеть сквозь эту тишь и глушь,

      не скачет ли уже по миру Муж,

      испепеляя – огненным копытом

      войны последней – земли и граниты,

      в пар превращая гривы пенных вод

      и в горсть золы – земной огромный плод.

      В мире – о ночи и дни,

      прах, возмущенный грозой! —

      часто с безумной земли

      видел я лик огневой.

      Дымный Невидимый Зной

      шел золотою стопой,

      шел над землею в огне,

      шел, обжигая по мне.

      Видел его, как слепой,

      веки закрыв, только дым

      видя его золотой.

      Все мы слепые твои,

      Всеослепляющий Дым.

      Молча на камнях сидим,

      камнях, согретых тобой,

      лица подставив свои

      правде твоей огневой.

      Благодатной тревогой

      колеблемый мир

      обольщал мою душу.

      Скрежет и вой

      с хаосом смешанных дней

      воздали ей громкую песнь,

      облистали безумным огнем.

      Но мечик июньского солнца просек

      золотые пылинки,

      отсек

      прядь волос у виска,

      и я, вздрогнув, проснулся: в детской

      над книгой,

      где я уснул в солнечном детстве

      моем.

      В эти опустошенные дни

      к краю неба все снова и снова подходит,

      смотрит на землю

      зачать новую жизнь после второго потопа,

      когда не воды стремились на землю,

      а ничто, пустота.

      Исполни же миром немеркнущим:

      новой любви

      беззаповедной, внегрешной

      и бездобродетельной также,

      имя которой просто и только любовь.

      И я был, в строках, направлен

      в ту пустынь