Два Обещания. Даша Самсонова
вспыхнувшему в маленьких глазках, эта мысль ей очень понравилась.
Тут, кажется, они подобрались к долгожданной части разговора. Дженна наигранно опустила глаза в пол, прижав к голове большие уши, сменила гнев на милость.
– И все равно, мне не стоило судить тебя… После всего, через что тебе пришлось пройти. Мои соболезнования, Ник. Кто, как не я, понимает, как тяжело терять близких.
Николас подавил вздох. Он уже смирился, что чаще приветствия его знакомые пытались изобразить незыблемую печаль на лице, предлагали помощь, которой он никогда не воспользуется, и в конце концов вываливали на него рассказы о личных утратах, волновавших вороного депоса так же мало, как и их – его собственная. В случае с Дженной это оказалась кошка, которая сдохла два года назад. И начальница попала в точно такую же ситуацию (как будто это можно было сравнивать). Впрочем, она поделилась историей вовсе не затем, чтобы его поддержать.
– Я была сама не своя, – говорила Дженна. – С трудом ходила на работу, постоянно думала о Милли. Единственное, что мне помогло в это время…
А вот и кульминация! Николас не ошибся: плавный переход от угнетенного состояния и сниженной работоспособности вылился в ее совет взять очередной отпуск. Плевать, что он не появлялся в участке несколько месяцев. “Бери еще, Ники, только не попадайся мне на глаза. Ты же знаешь, я не люблю, когда косятся на мой трон”, – читалось за этим.
– А еще лучше – съезди в санаторий, где будет легче пережить тяжкое время.
“Свихнись от запаха леса и разговоров вышедших на пенсию полицейских, осунувшихся и седых как лунь”. Но на работу она советует не выходить, пока Николас не придет в норму (не воскресит Лейн, надо полагать) и не будет отдавать себе отчет в своих действиях, ведь сегодня, когда он садился за руль, был явно неадекватным. Он не думал, что могли пострадать мирные жители, на трассе – оказаться пешеходы… Кажется, речь пошла по второму кругу.
Дженна говорила, долго расписывая, какой он напыщенный дурак, а Николас ждал, когда же она закончит. Раньше так происходило всегда, словно по древнему обряду, надо было просто дать ей высказаться. И пусть в этот раз лекция затянулась, к ней добавились соболезнования и истории об умерших кошках. Захваченная эмоциями, Дженна встала и оказалась у него за спиной, Николас потерял с ней визуальный контакт. Проклятое кресло молчало, но теперь он бы многое отдал за его мерзкий “скрип-скрип”, выдергивающий его в реальность, обратно, а не туда, куда несли его мысли. Он думал… с некоторых пор всегда об одном.
“Как жаль, я не могла смотреть в эти глаза вечно”, – сказала ему Лейн в их последнее утро. Они лежали на кровати друг напротив друга, не верилось, что еще полчаса назад стояли на пороге, готовые разъехаться по работам. Ремень Николаса свисал с торшера по соседству с кофтой Лейн. Луч солнца, пробивающегося сквозь щель между шторами, делил комнату на две части, прочертив тонкую линию между обнаженными телами. Николас чувствовал под своей ладонью горячее бедро Лейн, дыхание пускало в пляс