Гинеколог. История художницы. Ирина Говоруха
ватманами снега, переливались алмазной пылью. Полная луна застыла, боясь спугнуть девушку с коромыслом.
Прохор по стойке смирно стоял у двери. Не мигая, смотрел на Веру, трогал верхнюю пуговицу, словно она впивалась ему в горло, поправлял пряжку ремня и вспоминал, где он мог ее видеть. И только, когда вернулся в казарму и лег под вытертое солдатское одеяло, осознал, что она ему несколько раз снилась. В той же черной искусственной шубе с мохеровым шарфом. С той же брошью в виде большой перламутровой фасолины, обрамленной серебряным кружевом. В первом сновидении она медленно вышла из леса и направилась в сторону реки. Затем оглянулась и равнодушно сказала: «У тебя есть совсем немного времени. До начала ледохода». Он кивнул и кинулся за ней по следу, только девушка следов не оставила.
Во втором сне она сидела на берегу и задумчиво смотрела на двух купающихся уток. Те смешно перебирали красными лапками, имитируя ход колесного парохода из фильма «Все реки текут», крякали и опускали под воду свои длинные переливчатые шеи. Вера смеялась и улюлюкала: «Ты только посмотри, какие забавные, словно дети!» Неожиданно одна из них нырнула всей тушкой и больше не вынырнула. Вера страшно закричала, кинулась к воде, но Прохор успел поймать ее за рукав. Речку мгновенно сковал толстый лед, первая утка резко взлетела вверх и превратилась в сияющую точку, возможно, Шаулу из созвездия Скорпиона, а вторая навсегда осталась под прессом растрескавшегося стекла.
В третьем сне Веры не было. Только дедушка-карлик с запутанной бородой, густыми бровями и камилавкой4. Он поднял вверх указательный палец и сказал: «Ты можешь на ней жениться, а можешь струсить, и неизвестно, что для тебя лучше».
Через неделю они уже вместе слушали «Вологду» и танцевали под «То ли еще будет». Он проводил ее до общежития и не проронил ни слова. Вера пересказала все прочитанные за последние годы книги и библиотечные новости. С выражением декламировала «Стихи о рыжей дворняге» Асадова и поделилась историей написания «Баллады о прокуренном вагоне». Он кивал, поддерживал ее под локоть и о чем-то сосредоточенно думал. Сосны, промерзшие насквозь, казались пустыми изнутри. Снег разъедал тьму как отбеливатель, и фонари отсвечивали исключительно желтым. Вера оговорилась, что в середине марта к ней должен приехать жених из Житомира, и Прохор попросил об отмене свидания, подчеркнув серьезность своих намерений. И даже собственноручно отнес на почту письмо, в котором Вера давала парню от ворот поворот.
Встречались они всего ничего. Несколько месяцев – с февраля по май, а в июне поженились. В тот день шел дождь и слишком резко отдавало рыжими лилиями. На Вере плохо сидело платье. Она взяла его напрокат в самый последний момент, когда уже не осталось нужного размера, поэтому приходилось постоянно поправлять то сползающие рукава, то пустоватый для ее груди лиф. Прохор вел себя сдержанно. За весь праздник сказал всего лишь несколько фраз. Спросил: «Тебе не холодно?», уточнил, когда подавать горячее, и после каждого «Горько!» упирался кулаками в бедра и подводил
Камилавка – высокий головной убор православных священников, жалуемый за отличие.