Из тьмы. Александр Васильев
он не почувствовал.
2
На кладбище царила вечная атмосфера тишины и упокоения. От громкого пения птиц в прилегающей роще, в груди Антона разливалось умиротворение. А в купе с шелестящей листвой и тихим ветром, создавалось ощущение отрешенности и отдаления от внешнего шумного и быстрого мира.
И в то же время, где-то в глубине его души, селилась тяжесть, стоило ему войти на эти земли. Здесь, как нигде он осознавал свою смертность, сколь коротка может быть его жизнь, сколь хрупка и ненадежна его душа.
От подобных мыслей его руки покрылись мурашками, а по спине пробежал неприятный холодок.
Он не любил кладбища и старался посещать их как можно реже.
И сейчас ему нестерпимо захотелось уйти, убежать из этого проклятого, умиротворяющего места. И чем дальше, тем лучше. Но куда?
Место было. Но верил ли он в него? По крайней мере, он хотел в него верить.
– Пап? – Дина остановилась и взяла его за руку. – С тобой все в порядке?
Антон взглянул на дочь. В ее длинных светлых волосах играл ветер. Короткое летнее платье без рукавов подчеркивало ее стройную и вытянутую по-детски фигуру. Но ее тревожный взгляд не был взглядом ребенка. В ее глазах читалась печаль взрослого человека.
– Что с тобой? Если не хочешь… Если тебе тяжело… – она с трудом подбирала слова, говорила тихо, почти шепотом. – Я могу сходить одна.
– Все… в порядке, – проговорил Антон, выплывая из своих мыслей.
Он попытался улыбнуться, но лишь почувствовал, как нелепо растянулись его губы. Своя улыбка показалась ему вымученной и высушенной, словно давно иссохший колодец, без надежды на восстановление.
Но сейчас перед ним стояла его дочь, красивая и печальная, и он должен был ее поддержать. Ради нее. Ради себя. Ради их общего будущего.
Он привстал на колено, что бы их глаза оказались на одном уровне, и, смахнув прядь волос с ее лба, тихо проговорил:
– Ты сейчас так похожа на свою маму. Словно в тот день, когда я впервые ее встретил. Правда, она была старше. Дина, знай, я люблю тебя.
Антон поднялся с колен и аккуратно, словно она могла осыпаться от любого, даже самого легкого прикосновения, поцеловал ее в лоб.
– Пойдем, нам нужно попрощаться с мамой.
Налетевший порыв ветра взъерошил его короткие волосы, хлопнул не застегнутым воротником его белой рубашки и зашелестел целлофаном букета гвоздик в его левой руке.
Дина поправила лямки рюкзака на своих плечах, и они продолжили идти по узкой тропинки вдоль окружавших их оградок с могилами.
«Как давно я здесь не был?»
Но он уже знал ответ.
Два года.
Два года с момента похорон.
Когда последняя горсть земли была кинута, когда отзвучали все молитвы и было уплачено за ритуал, он заперся в своей квартире, не желая никого видеть. Он опустил руки, послав к чертям все и даже самого себя. С ним осталось только его горе… и дочь.
Все это время Дина была рядом,