Стихотворения. Константин Бальмонт

      Как испанец, ослепленный верой в бога и любовью

      И своею опьяненный и чужою красной кровью,

      Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде,

      Я хочу цветов багряных, мною созданных везде.

      Я, родившийся в ущелье, под Сиеррою-Невадой,

      Где лишь коршуны кричали за утесистой громадой,

      Я хочу, чтоб мне открылись первобытные леса,

      Чтобы заревом над Перу засветились небеса.

      Меди, золота, бальзама, бриллиантов и рубинов,

      Крови, брызнувшей из груди побежденных властелинов,

      Ярких зарослей коралла, протянувшихся к лучу,

      Мной отысканных пределов жарким сердцем я хочу.

      И, стремясь от счастья к счастью, я пройду по океанам,

      И в пустынях раскаленных я исчезну за туманом,

      Чтобы с жадной быстротою аравийского коня

      Всюду мчаться за врагами под багряной вспышкой дня.

      И быть может, через годы, сосчитав свои владенья,

      Я их сам же разбросаю, разгоню, как привиденья,

      Но и в час переддремотный, между скал родимых вновь,

      Я увижу солнце, солнце, солнце – красное, как кровь.

      Мы блаженные сонмы свободно кочующих скифов,

      Только воля одна нам превыше всего дорога.

      Бросив замок Ольвийский[3] с его изваяньями грифов,

      От врага укрываясь, мы всюду настигнем врага.

      Нет ни капищ у нас, ни богов, только зыбкие тучи

      От востока на запад молитвенным светят лучом.

      Только богу войны темный хворост слагаем мы в кучи

      И вершину тех куч украшаем железным мечом.

      Саранчой мы летим, саранчой на чужое нагрянем,

      И бесстрашно насытим мы алчные души свои.

      И всегда на врага тетиву без ошибки натянем,

      Напитавши стрелу смертоносною желчью змеи.

      Налетим, прошумим, и врага повлечем на аркане,

      Без оглядки стремимся к другой непочатой стране.

      Наше счастье – война, наша верная сила – в колчане,

      Наша гордость – в не знающем отдыха быстром коне.

      В глухие дни Бориса Годунова,

      Во мгле Российской пасмурной страны,

      Толпы людей скиталися без крова

      И по ночам всходило две луны.

      Два солнца по утрам светило с неба,

      С свирепостью на дольный мир смотря.

      И вопль протяжный: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!» —

      Из тьмы лесов стремился до царя.

      На улицах иссохшие скелеты

      Щипали жадно чахлую траву,

      Как скот – озверены и не одеты,

      И сны осуществлялись наяву.

      Гроба, отяжелевшие от гнили,

      Живым давали смрадный адский хлеб,

      Во рту у мертвых сено находили,

      И каждый дом был сумрачный вертеп.

      От бурь и вихрей башни низвергались,

      И небеса, таясь меж туч тройных,

      Внезапно красным светом озарялись,

      Являя битву воинств неземных.

      Невиданные