Музей героев. Дмитрий Вельяминов
низкой лампой, в клубах дыма от дешевых сигарет, с двумя пьяными отморозками, играющими на сто долларов, которых у них нет, и вкус блевотины во рту – все это крутилось, как адская карусель, и было лучшим аттракционом в моей жизни. Я слышал удары шаров и рассуждения Кили о том, как он будет бить ебало Саврасу, если тот не отдаст ему денег в случае проигрыша, и издевательскую ответную фразу Савраса: «Вы бы сняли пиджачок, гражданин начальничок». На меня они редко обращали внимание, как будто все, что со мной происходит, – это нормально. Тогда они представлялись мне проводниками в загробный мир, а их спокойствие подкупало. «Классные парни», – подумал я и уснул.
Мы стояли друг против друга, я улыбался и смотрел ему в переносицу, как учил меня отчим, а он смотрел мне в глаза. И пока его что-то сдерживало, он не бил. Я был готов нанести удар в любую секунду, хотя твердо знал, что у этого чеченца больше шансов выйти победителем. Он был диковат, хорошо физически подготовлен, умел даже садиться на шпагат на двух стульях и мало понимал по-русски. Его взяли в наш класс неделю назад, как раз когда я слег с температурой, и за это время он успел закошмарить весь класс. Его звали Магомед, он был из нас самым крупным, со дня на день у него должна была начать расти борода, и глаза его всегда были «в кучку». В общем, казалось, что еще вчера где-нибудь под Грозным он ставил растяжки и отрабатывал лоу кики на пленных. Его все боялись, и это доставляло ему удовольствие. Когда я вновь пришел на занятия, я просто не понял его юмора, и стрелка была забита. И вот теперь мы – собрался почти весь класс, в котором я не был самым смелым, – стояли за школой. Я чувствовал, что этот парень настроен серьезно. Ненависти как будто не было, про сто вопрос принципа. Так получилось, что я был единственным, кто не засрал и не отшутился от драки с ним. Но для меня избежать драки было против всякой логики, по скольку тогда существенная часть моей жизни состояла из борьбы с собственным страхом. И если бы отказался – мне попросту нечем было заняться. Глядя на Магомеда, я, наконец, понял значение слова «акселерат», иногда употребляемое по отношению к нам педагогами. Этот акселерат сверлил меня взглядом. Единственное, что мне оставалось, это сказать: «Магомед, я не хочу с тобой драться». Мне повезло, он на секунду задумался, и в этот момент я пробил ему в нос со всей дури. Я неделю сидел дома, и во мне накопилось много нерастраченной злобы, которую я вложил в этот удар. Его повело. Все в нем вызывало во мне отвращение – его прыщавая рожа, стрижка горшком, спортивный костюмчик и в особенности тупой агрессивный взгляд, которым он смотрел на меня, когда встал в проходе между партами, ожидая, что я попрошу разрешения пройти. Он был воплощением чьей-то издевки надо мной, как раз тем недостающим штрихом в моей жизни, чтоб я задался вопросом: «С какого рожна?» Теперь Магомеда повело, и я бро сился его добивать. Я слышал, как кто-то орал: «Убей его нахуй!». Магомед схватил меня за ворот кофты, пытаясь удерживать равновесие. Надо признать, что другой бы на его месте уже упал. Но