Прощай, сестрица Кострома. Избранные стихи и рассказы. Георгий Моверман (Лука Шувалов)

      Переезжаю в Кострому.

      Куда не знаю и к кому…

      Не по холодному уму —

      В бессилье ватном…

      Что селит в сердце страхов тьму.

      Без тягомотных «почему?»,

      Но с хамоватым «потому!»,

      С перчинкой мата.

      Как оказалось просто всё ж,

      Швырнуть, что в гроб не унесёшь:

      Пустых обид погнутый нож

      С ненужной гардой,

      Придуманную страхом ложь,

      Обломанный тобою грош

      И ожиданий колких дрожь —

      Писк миокарда.

      О, это всплеск, а не коллапс!

      Вон, видишь, пароход «Карл Маркс»

      Отчалит в Астрахань сейчас,

      Швыряя в волны

      Нелегких дум фальшивый страз,

      Что убивают всякий раз

      Свободное теченье фраз,

      Смешных и гордых.

      Парит в пространстве каланча,

      Автобус трогает, рыча,

      Кондуктор рвёт билет, ворча,

      Счастливый, нет ли?

      Что сбыл за ломтик калача?

      Что разорил, как саранча?..

      И нет душе моей врача

      Простывшей, бедной.

      В забытом приюте эпохи советской

      Обшарпанный стол, обезноженный стул

      Настольная лампа на полочке ветхой —

      Лет сорок назад прежний мир здесь уснул.

      Солдаты войны нам совсем не понятной —

      Осенние мухи пред мутным стеклом,

      И вид неопрятный постели помятой,

      Неловкому взгляду открыт как назло.

      Сквозит холодком из-под двери балконной…

      И водки сто грамм вожделеет душа.

      Всего-то чуть-чуть, без азарта и стона.

      Два пальца со дна. И глотнуть не спеша,

      Прочувствовав горечь запретного зелья,

      Нелепость поступков и зыбкость границ.

      И странное чувство: «А здесь-то зачем я?

      Средь этих пространств и блуждающих лиц».

      …Там Волга течёт, огибая Лунёво,

      Набросив халатик осенних лесов,

      А мы-то с тобой только повод и довод

      Для диспута с Богом,

      что жизнь – только сон.

      Я в принципе на случай не в обиде,

      Хоть он жесток бывает и нелеп.

      Я многое вживую в жизни видел:

      Гагарина, Высоцкого, Пеле.

      Застал рассвет и сумерки застоя,

      Противный, как касторка, тихий страх,

      Провинции несытое застолье,

      Глушилок гул на «вражеских» волнах.

      Распад последних лет былого века,

      И нынешнюю шумную орду,

      Я пережил, живу и не уехал

      Туда, где жизнь нам грезится в меду.

      Любовь я знал какую-никакую,

      И глупостей изрядных навалял.

      Но смерть людскую не видал вживую.

      Хотя собак, не скрою, усыплял…

      Колол его не я, – угрюмый парень,

      Приехавший