Прощай, сестрица Кострома. Избранные стихи и рассказы. Георгий Моверман (Лука Шувалов)

      Бор в Мышкине: сухая чистота

      Колонн шершавых золото и умбра.

      Макушек зелень оживляет утро.

      В Охотине церквица без креста…

      Не помню, отражался ли в реке

      её зигзаг унылый, серо-белый?

      И по кому дрожащим медным телом

      Трезвонил колокол за Волгой вдалеке?

      Родник был там: под радугой пузырь,

      Окружностью стеснённый бочки врытой;

      Черпак железный с донышком отмытым

      от краски мрачной…

      В ерхневолжья ширь:

      Ширь светлая, ширь леса, ширь воды,

      Не плоская сухая, не степная,

      Где глаз, не видя истинного края,

      Рождает ощущение беды.

      А здесь душа, как лист сухой, легка

      В весёлом предрешении уюта,

      Исчезнет враз докучливая смута —

      Ты пуст, как пуст черпак у родника.

      Наполнишься ли утром влагой той,

      Той влагой горьковатой родниковой,

      Для жизни неизведанной и новой

      Иль морока в обнимку с суетой?..

      Печаль ушла: ведь нынче ты живёшь!

      А завтра будет не сегодня – позже…

      «Ты плащ мой приготовила? Вдруг дождик…

      Ты разве за брусникой не пойдёшь?»

      На домик у реки бросаю взгляд

      И больше не смотрю, походом полон.

      Бор впереди, где старых елей полог,

      Где губка мха и сосен чистый ряд…

      Весна! Пройтись бы что ль шальным котом

      От Вешняков до самого до Выхино,

      И пыльное из дому что-то выкинув,

      Жалеть об этом осенью, потом.

      Умыться, не спеша, как любит кот,

      Процеженным сквозь ветки ярким светом,

      Весенним солнцем щедро подогретым,

      Глаза тревожащим ручьями слёзных вод.

      Котом подъездным врезаться в любовь,

      Орать на крыше гнусно и противно,

      Звать звуками гормонов вольных гимна

      на подвиг местных кобелей и казанов.

      И метить все пространства наподряд,

      Янцзы потоков жёлтых не жалея,

      Но, говорят, коты домашние жиреют,

      Хотя живут они подольше, говорят…

      Я в спальне – к ночи неодетый…

      (Что будет сниться мне? Начхать!)

      И вдруг я вижу: «Голос. Дети»,

      и эта девочка в очках…

      Зачем я случаем заброшен

      в мир горькой склоки, чан страстей?

      Я ж про политику всё больше,

      а не про пение детей.

      …Родители – как пред инфарктом;

      друзей спасательный отряд.

      Все грезят наяву о фарте,

      и всуе Господа молят

      о даре милости грошовой,

      отринув всякий Божий стыд:

      мол, «дай чуть-чуть удачи, чтобы

      дитя не плакало навзрыд!»

      Но суету мой слух в миг