Зеркало грез. Надежда Черкасова
долей вероятности предположить, что он использовал оба значения жеста, по принципу «два пишем, два на ум кладем». Да, она ничтожество, потому что снова не смогла выносить ребенка. Потому что снова оказалась несостоятельной в самом главном предназначении женщины. Соня – никто, полнейший ноль, не достойный даже сочувствия. Но она же и молодец: хорошо держится, даже по палате уже скачет, значит, не очень-то и переживает. А может, – хотя Федор, скорее всего, в этом никогда не сознается, – и вовсе теперь избавится от мыслей снова забеременеть.
Соня шагнула от окна и потеряла сознание. Она не видела, как врач приветственно помахал ее мужу, подтверждая, что с его женой все в порядке, затем поднял Соню и перетащил на кровать.
– Вот и ладненько, – услышала она, приходя в сознание. – Теперь твой муж будет думать, что ты в полном порядке: операцию перенесла прекрасно, даже уже ходишь.
– Зачем вам это? Что-то вроде мужской солидарности?
– Почему же «что-то вроде»? Это и есть мужская солидарность. Нас беречь надо! Это вас, баб, немерено. А вот нас, нормальных мужиков, не так уж и много, чтобы разбрасываться и нервы нам выматывать.
В палате, кроме них, никого не было, но прежде чем продолжить говорить, врач воровато оглянулся и наклонился ближе к Соне, обдав ее запахом спиртного:
– Я ведь думаю о твоей семье. Ты бы поосторожнее была с мужем своим. Не ровен час, уведут. Приглядывай за ним. Я специально погнал тебя к окну, хоть это и не положено. Мужики – чтоб ты знала – не любят больных жен. Как увидят, что они квелые, тут же начинают им замену искать, поздоровее да помоложе. Потому как мужик в любом возрасте цену высокую имеет. – Врач снова боязливо огляделся и зашептал Соне в самое ухо: – Хочу тебя вот еще о чем предупредить: вокруг тебя затевается какая-то возня.
– Я не понимаю.
– А тебе и не надо понимать. Просто будь осторожнее и не верь тому, что видишь.
В коридоре послышались голоса, и он быстро отскочил от кровати. Тут же дверь распахнулась, и в палату вплыла дородная роскошная волоокая женщина в белоснежном хорошо подогнанном халате в окружении свиты врачей и медсестер.
– Сергей Денисович? А ты здесь что забыл? – обратилась она к оробевшему доктору.
– Имею полное на это право, Стелла Петровна, – расхрабрился врач. – Я, как-никак, врач-анестезиолог и должен…
– Вот именно – «как-никак»! – оборвала она его на полуслове.
– Но я выполняю, так сказать, свой священный долг.
– Тут и без тебя есть кому присмотреть за пациенткой. К себе иди. Сейчас и до тебя очередь дойдет. Давно уже с тобой надо разобраться, – с угрозой в голосе произнесла Стелла Петровна и так сверкнула на врача карими глазами, что тот пулей вылетел из палаты, оставив после себя легкий аромат парфюма, коньяка и ужасно дорогих сигар: именно так должен пахнуть, как он считал, настоящий мужчина.
– Хорош работничек, с утра уже бельма залил, – возмутилась Стелла Петровна. – И с кем только приходится работать!
Она снисходительно посмотрела на Соню.
– Но ты