Песня нестареющей любви. Георгий Скрипкин
в те, другие времена.
И завертелась мясорубка,
вбирая в жерло новых жертв.
В Кремле вождя дымилась трубка,
и люди шли за ним на смерть.
И снова гибли миллионы,
и исчезали города.
Геройством рушились заслоны,
отвагой красилась среда.
И пал Рейхстаг к ногам героев.
Победой вспыхнула заря.
Фашизм назначен был изгоем
в судебный полдень октября.
Настали годы возрожденья,
сплотил людей энтузиазм.
Но очень тихо вырожденье
играло музыку для нас.
Ушла партийная когорта,
а вместе с ней сдалась страна.
Взбодрились западные орды,
звучала ненависть одна.
И вновь бесчисленные жертвы,
скитальцы в мареве чужбин.
И жизни с мыслями о смерти,
и горький перечень судьбин.
С таким безжалостным наследьем
ушёл от нас двадцатый век.
И вновь с особенным усердьем
воспрянул русский человек.
Костюмы для садика
На ёлочку в садик готовим костюмы.
Мне Киборгом выпало быть.
Алёшка на ёлку придёт в виде Тумбы,
а Светке Андроид носить.
Егорка готов наряжаться Планшетом,
а Вике Горгоной парить.
И будет на ёлке две Лолы при этом,
а Зайчика может не быть.
Не будет Лисички, и Волка не будет,
и Белочке быть не дано.
Нарядная ёлка про Репку забудет
и Кошку забыть суждено.
А так бы хотелось увидеть Слонёнка
и Пёсика с шустрым хвостом.
Знакомые звери милей для ребёнка,
чем киборг со страшным лицом.
Бессонные ночи
Бессонные ночи в безмолвной квартире.
Не может быть муки страшней.
Как будто по дому гуляют сатиры,
и нет их в потёмках важней.
Как будто проклятия лезут в окошки
в обличии грозных судЕй.
И звери кусаются не понарошку
с подачей абсурдных идей.
Безвольные ноги стремятся в изгнанье,
и в мыслях витает абсурд.
Ужели бессонье дано в наказанье,
но кто тот немой самодур?
Ну, кто в виде демона властвует ночью
и гонит целительный сон.
Я вестнику тьмы не давал полномочий,
так что ж издевается он.
У жизни нет реальных тормозов
У жизни нет реальных тормозов,
Но мы, порой, хотим влиять на скорость.
К ней в детстве обращаемся с укором —
скорей прибавь хоть капельку годов.
Нам взрослость озаряет небосвод
с заманчивой возможностью свободы.
Мы гоним с жаром медленные годы
и знаем всё на свете наперёд.
Но детство остаётся позади,
а взрослость не бывает беспроблемной.
Повсюду ожидают теоремы,
свобода не маячит впереди.
И мы