Крещение Руси: мифы и реальность. Иоанн Курмояров

      98

      ««Монотеизм освобождает природу для науки – во-первых, для ее экспериментов, а во-вторых, вообще для ее мыслительных предположений. В христианстве образом Творца оказывается не мир, а человек, Единородным Богу оказывается Сын, а не Вселенная. Эта удаленность мира и человека от Бога позволила создать пространство космологуменов, то есть таких суждений о человеке и мире, которые не принимали сразу религиозного характера и тем самым не навлекали подозрений в кощунстве. «Творение из ничего – это догмат, переносящий центр смысловой деятельности с природы на сверхприродное начало, лишающий природу той самостоятельности, которую она имела у греков. Именно отношение к природе как к чему-то божественному, самоценному и самостоятельно сущему, то есть некоторая сакрализация природы является, на наш взгляд, одной из причин того, почему в античности принципиально не могла появиться наука», – пишет авторитетнейший современный русский историк культуры П. П. Гайденко…

      Итак, у той колыбели, которой для новоевропейской науки явились средние века, должны были все время находиться слова Писания: «Бог расположил все мерою, весом и числом» (Прем. 11, 20). Нужно было средневековье, аскетически сводящее мир к Библии, чтобы лишить звезды сакрального статуса, чтобы начать говорить о звездах как о камнях – не рискуя при этом быть убитым возмущенными жрецами. Ведь именно за это Анаксагор был выслан из Афин. Чтобы Коперника не постигла подобная же участь, ему нужен был преп. Иоанн Дамаскин: «Никто же да не думает, что небеса или светила одушевленны, ибо они – бездушны и бесчувственны»…

      Дело в том, что в Библии нет ясной и развернутой космологии. В ней нет ни астрономии, ни физики. Средневековый мир пользовался аристотелевской физикой. Призыв Церкви следовать только Библии и не придавать значения мнениям древних метафизиков означал, что разум освобождался от пленения прежними натурфилософскими авторитетами…Развернутой космологической системы в Писании просто нет. Но это и означало на деле, что для исследователя образовался огромный зазор для свободного исследования по вопросам, которые в принципе оказались не разрешены прошлыми веками…

      Космобоязнь христианской мысли, боязнь возрождения языческо-религиозного отношения к космическим стихиям побуждала настойчиво демифологизировать их, лишать души и воли, и тем самым все более и более приближала космические пространства, то есть все пространства, наполняющие мир в промежутке между Творцом и миром людей, – к простой механике…

      Поэтому стоит прислушаться к выводу П. Гайденко о том, что: «научная революция, происшедшая в конце 16–17 вв. была бы невозможна, если бы за 1000 лет до этого не произошел тот радикальный мировоззренческий переворот, который изменил как отношение человека к природе, так и понимание им самого себя».

      Вновь повторю: если бы в этом, отнюдь не безразличном к религиозным вопросам, обществе, появление науки было бы воспринято �