Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины. Галина Артемьева
бы оба.
Иван остался в живых, создал большую семью. Первым ребенком в семье Ивана Васильевича Шеварёва и была моя мама, Антонина Ивановна, Нина, как все ее называли. Родилась она 29 июня 1928 года.
Мою бабушку (мамину маму) звали Анна Ивановна (в девичестве Морозова). Дед был статным, видным красавцем, бабушка оставалась в его тени. Она служила мужу, детям – самозабвенно и жертвенно. При этом в ней чувствовалась огромная внутренняя сила. Она умела молчать. Молчание – веское доказательство характера. Еще умела она лечить коров и других животных. К ней шли со всей деревни. Она обладала какими-то древними знаниями. Животные ее любили, тянулись к ней, как к своему спасению.
Помню, как бабушка Бетя сказала о бабушке Ане: «Колдунья». Наверняка Бетю пугали целительские способности с виду робкой и невзрачной Анны. Надо сказать, что никаких заговоров «колдунья» не произносила и никакими чарами не пользовалась. Но даром обладала несомненным.
По поводу ее способностей… Никаких материальных благ она от них не имела. Ей и в голову не приходило требовать плату за свое умение вернуть к жизни захворавшее животное. Могла помочь – помогала. А семья жила в большой бедности. Особенно в военные годы.
Помню, как я лет в четырнадцать спросила у матери о ее влюбленностях. Мол, как у нее было в четырнадцать-пятнадцать лет. Влюблялась?
– Какое там, – ответила мама, – это самые трудные годы моей жизни: на нас с матерью куча детей младших, нам бы прокормить их, одеть хоть как-то. Мешки с картошкой таскала, за копейки продавала… Не до любви… И в голову не приходило такое…
Деда Ивана Васильевича и бабушку Анну Ивановну я в своем сознательном возрасте увидела, когда мне было восемнадцать лет. Стать и красота деда поразили меня. По моим тогдашним представлениям, он был стариком, хотя ему еще и шестидесяти не исполнилось, но для восемнадцатилетнего человека и тридцатилетние казались престарелыми. И вот, глядя на деда, я любовалась им. Мужественность, сила, внутреннее достоинство виделись во всем его облике.
А бабушка… Бабушке в тот день дочери ее подарили резиновые сапоги. Бабушка, не привыкшая к обновкам, сидела весь вечер за праздничным, накрытым по случаю моего приезда, столом в этих сапогах и любовалась – то мной, то своей обувкой. «Колдунья», умевшая словом, взглядом исцелять домашнюю скотину…
Тогда во всем противоречии судьбы открылся мне характер русского народа: сила, мощь, талант, удивительные возможности и – поразительное долготерпение, смирение, безропотное принятие своей участи.
Ведь таким природным даром обладать – и жить при этом в бедности…
Не знаю, в чем правда. Жили, как могли, как выходило. Не жаловались, не роптали.
…Сидели мы тогда за столом… Бабушка с дедом – в центре. На плечах у бабушки – яркий платок: традиционный женский праздничный наряд. Смотрела на меня бабушка, смотрела… Я чувствовала ласку ее взгляда, от которого делалось радостно на душе. Она чуть повела головой, чтобы я подошла. Я встала со своего места и приблизилась