Про Лизавету и михрялку Дусю. Борис Георгиевич Вишняков
когда глаза открыла, на улице вовсю светило солнце. Его лучи пробивались сквозь грязные, затянутые паутиной, стекла маленького окошка и падали ей прямо на лицо. Огляделась и увидела, что лежит на старой железной кровати в небольшой комнатке с покосившимся потолком и кривыми стенами. Все вокруг, и пол, и мебель, было покрыто толстым слоем пыли. Сильно болела голова. Она подняла руку и нащупала на лбу что-то мягкое и влажное. Взяла в руку – оказалось, мокрое полотенце. Хотела встать, но сил совсем не было. Значит, заболела, поняла Лизавета. А кто же положил ей на лоб мокрое полотенце, чтобы сбить жар? Как она оказалась в этой комнатке? Значит, ее нашли, значит, спасли! Она сразу же успокоилась, закрыла глаза и уснула.
Вот, ведь как в жизни бывает. Не думала михрялка, что когда-нибудь ей придется помогать своему злейшему врагу – человеку. Хотя, какой это человек? Это, пока что, только, человечек. И неизвестно, какой он вырастет, добрый или злой. В домике лесника, где поселилась михрялка, и куда она привела полуживую Лизавету, осталось много всего:
и посуда, и мебель, и вещи – ничего не взял с собой хозяин. То-ли надеялся вернуться, то-ли сил не было тащить. Когда Лизавета опять пришла в себя, на тумбочке, возле кровати, стояла большая голубая чашка с водой. Очень хотелось пить и она, не раздумывая, выпила из чашки всю воду.
– Пей, пей! Тебе надо много пить. – Услышала она знакомый скрипучий голос Она повернула голову и увидела того самого серенького зверька. Он сидел на кресле, стоящем в углу совсем как маленький человечек.
–Ты кто? – Лизавета, все еще, до конца не верила, что разговаривает с ней этот зверек. Ей казалось, что, вот сейчас в комнату войдет кто-то, конечно же, человек и скажет, что ловко над ней подшутил. Но в комнату никто не входил, а зверек продолжал сидеть в кресле.
– Ты что, михрялок никогда не видела?
– Не видела. А михрялки, это что?
– Не что, а кто. Я – михрялка. Зверь такой. Страшный, злой и коварный! – михрялка, на всякий случай, решила немножко напугать девочку.
– И ничего ты не страшная, а очень даже симпатичная. И никакая ты не коварная, а добрая. Ты же меня лечишь. А злой и коварный никогда не будет лечить незнакомую девочку. Вот. – Сказала все это Лизавета и улыбнулась. И михрялка растерялась: никогда еще, ни разу, в ее долгой и трудной жизни, ни один человек не разговаривал с ней так. Не называл ее доброй и симпатичной, и уж тем более, не улыбался ей.
– Все, хватит разговаривать. Тебе нельзя. Тебе спать надо. Сейчас, лекарство пожуешь, и спи. – Михрялка слезла с кресла, вышла из комнаты и вернулась с пучком какой-то травки.
– На, жуй. Она не горькая, кисленькая. А потом, спать. Выздоровеешь, тогда, если захочешь, поговорим.
Лизавета сделала все, как велела михрялка. Она, когда болела, часто слышала и от мамы и от Бабушки, что сон это лучшее лекарство. Вот и уснула, легко и быстро. Когда просыпалась, михрялка опять была рядом. Опять поила Лизавету водой, давала жевать какие-то травки и листочки. И опять девочка проваливалась, как в колодец, в глубокий исцеляющий сон. И постепенно, жар