Сон и другие мистические истории. Гоар Маркосян-Каспер
в комнату дочери, заглядывала в узкий просвет, в который видны были худенькие плечики склонившейся над письменным столом Анушик и пушистый, в мелких кудряшках затылок – заглядывала и закрывала глаза, и к горлу подступали то нестерпимая нежность, то мучительная горечь.
В ту ночь она спала без снов. Потом еще одну ночь, и еще. А на четвертый день, в два часа пополудни – Регина запомнила время, сама не понимая, почему, видимо, очень уж торжественным было лицо у Анушик, когда она вошла к матери и осторожно, но наглухо закрыла за собой дверь – на четвертый день, загадочная, как богиня судьбы, пришла дочь и, прижимая обеими руками предательски пылающие щеки, пролепетала, глядя в пол:
– Я хочу тебе сказать, мама… Я… У нас в школе был один мальчик… Он теперь перешел на третий курс… В политехническом… Можно, я позову его к нам? Он хочет с тобой познакомиться…
Регина молчала, у нее было чувство, что она стоит на хрупком деревянном мостике, перекинутом через неизмеримо глубокую пропасть, на дне которой, далеко-далеко визу, грохочет, ворочая валуны, грязно-бурый поток, и доски мостика трещат и надламываются под ее легкими ногами, но скинуть охватившее ее оцепенение и побежать она не в силах.
Анушик вдруг взметнула потупленный взгляд вверх, на мать, и отчаянно крикнула, словно боясь, что ее не расслышат:
– Я хочу выйти замуж!
И мостик разломился надвое, и Регина, несильно взмахнув руками, полетела вниз, к далекой беспощадной воде.
Регина бежала. Бежала, задыхаясь, спотыкаясь, увязая в холодном песке – как назло, она угодила не на островок или хотя бы куда-то поблизости, а на дальний край мыса, протягивавшего к островку длинную, как щупальце осьминога, оконечность, а до захода солнца оставалось не так много, и надо было спешить. Спешить, чтобы не опоздать. Куда? Этого она не знала, но опоздание, случись оно, оказалось бы непоправимо, и потому сердце ее тревожно колотилось не только от безумного бега по зажатой между лесом и морем полосе песка.
Добежав до протоки, отделявшей мыс от островка, она заметалась на песке, надрываясь в крике, но противоположный берег не ответил ни звуком, ни движением. Не в силах поверить, что случилось самое страшное, она всматривалась и всматривалась сначала в наползающие на скалы оранжево-шоколадные кусты, а потом в море – до слез, до боли в глазах, и разглядела-таки медленно удалявшееся светлое пятнышко, слабо, но все же выделявшееся на беспокойной, испещренной белыми извилистыми полосочками пены сочно-фиолетовой, как школьные чернила ее детства, воде. Тогда она заметалась снова, беспорядочно выкрикивая что-то бессвязное, рванулась к кромке берега, но пятнышко продолжало удаляться, и в какой-то миг Регина с изумлением поняла, что бежит по нервно всплескивающейся поверхности моря. Голыми подошвами она ощущала под ногами нечто холодное и эластичное, как резина, и это нечто слегка прогибалось при каждом шаге, что вынуждало ее быстро выбрасывать вперед ставшие уже ватными от усталости ноги. Но зато она догоняла, еще немного, и пятнышко превратилось в небольшую лодку,