Гимн возрождению, или Мартовский кот. Любовные сценки Таганрога. Сергей Галиев
читая, шагаю домой.
Брошу все и к родному заводу,
Не пойду и забуду дорогу,
Пушкин стал – Путеводной звездой!
Вдруг, меня кто – то тихо окликнул,
У подъезда дивчина стоит,
Ножкой камень тихонько откинул,
Казановой в квартиру проник.
Поздний вечер, тоскливый и хмурый,
Показался нам, солнечным днем!
Я парфюмом пропах, я культурный,
Обожгло мое сердце огнем.
И не зря я с Пегасами в дружбе,
Я сегодня, у Лиры на службе,
Днем и ночью сонет пишу.
Я пишу о люби и работе,
О погоде, парфюме, народе,
В даль вселенной в стихах ухожу!
Приглашаю в Kazantip
Этот сладкий сон, что неизбежность,
Дикий пляж и Крымская прибрежность,
Всюду танцы – манцы, зажиманцы
Голые тела, в протуберанце.
Бурный танец моря, в «Казантипе»
Солнечный стриптиз не в кино клипе,
Все в закрытом клубе, песни моря,
Музыка шумит в ночном просторе.
Хоть и стукнул мне шестой десяток,
Балагурю я на весь остаток,
Перчуган отъявный, каких мало
Рока я поклонник и метала.
Голых тел нежны протуберанцы
Будто вспышки солнца, бёдер танцы,
Пышные круги, подобье скрипки,
Феи расчудесны, станы гибки.
Это дикий «Казантип», награда,
Нету и имён, зачем? не надо,
Танец стриптизёрши словно море,
Расколышет и забудешь горе.
Голенькая дама дух щекочет,
В жизни «Казантипа» больше хочет,
Я прижмусь поближе, к этой льдинке,
Не оставлю места и пушинке.
И в телодвижениях, качели
Мы любовь крутили, как умели,
В нежность глазки опущу милашке,
Музыка исполнит, песню – ласки,
А в глазах тела – протуберанцы,
Ритмом растопили льдинки в танце.
Это дикий «Казантип» у моря,
Солнце в ночь сорвалось, нету горя,
Вспышки голых тел – протуберанцы
Отрешённые от жизни танцы.
Этот сладкий сон, что неизбежность
Дикий пляж и Крымская прибрежность,
Голые тела, любовь и танцы
К солнцу я лечу, в протуберанцы.
Экспресс до станции Любовь
Вдаль летит мой экспресс, тугу – дум, тугу – дум,
Стрелки бьются о пары колёс,
Я открою пакет, в нём сухарики «Хрум»
Хрум да хрум, да на весь «паровоз»:
– Эй, кишь – мишь, на поешь, а то спать не даёшь,
Целий час, по вагону хрум – хрум,
Ну а ты Фатима, мине песню спаёшь,
Про любимая внучка Ханум. —
Дребезжит мой стакан, в полумраке сосед,
Разомлел от увиденных снов,
Он барашков своих, видно снова пасёт,
Улыбаясь, бормочет без слов.
А в низу Фатима и туда, и сюда,
И улыбка не сходит с лица,
Да какая тут к чёрту