Багряные скалы. Егор Лосев
в душах у людей оставленные войной раны, чтобы теребить их расспросами. А он при разговоре вставлял словечки на идише, может, потому его и записали, не придираясь. Вообще-то записывались многие: поляки, русские, чехи. Было в этом порыве что-то светлое, дающее надежду. Надежду выбраться из перемолотой войной Европы, где топтались миллионы опаленных войной людей, начать все сначала, в другом незнакомом месте.
Сначала поездами и автобусами их переправили в Италию. А там на пароход. В трюмах – ящики с винтовками и патронами, на палубах – эмигранты.
В армию его загребли сразу по приезду, несмотря на ногу, точнее на ее отсутствие. Опытных инструкторов не хватало, а он танкист с боевым "стажем", хоть и инвалид.
Танков у евреев имелось раз, два и обчелся. Меньше десяти. Пара "Кромвелей", "шерман" и "гочкисы". Числилось все это хозяйство аж в двух бронетанковых ротах. "Кромвели" с "шерманом" в англо-саксонской, а "гочкнсы" в славянской роте. У англосаксов все больше ветераны союзных армий подобрались, а у славян – бывшие красноармейцы, да поляки из дивизии Костюшко.
Гочкисы оказались жуткими постоянно ломающимися колымагами с тонкой клепаной броней и слабым вооружением. Однако каким-то чудом египтян они уделали.
Кончилась война, и опять нужно было как-то устраиваться, искать свое место в жизни. Помог командир взвода на гражданке – учитель географии, устроил к себе в школу завхозом.
Трофейная же журнальная вырезка кочевала вместе с владельцем, сменила вещмешок на фанерный чемодан, потом на вещмешок, другой армии и, в конце концов, уже порядком выцветшая и затертая на сгибах утвердилась на стене подсобки, в чинной рамочке, под стеклом.
Такую вот жизненную историю Дмитрий выпытал у завхоза, заодно и про Брестскую крепость услышал впервые.
Ну и свою историю завхозу поведал, хоть и была она не в пример проще, да и короче.
Про Питер, про Блокаду, про эвакуацию… ну и остальное, про поездку к отцу в Польшу и про то, как отца нашли рядом с расположением части с ножевой раною в сердце. Как выяснило следствие, раскрывшее все довольно быстро, подкараулили советского капитана-танкиста двое бывших АКовцев, когда тот возвращался из города. Выразили, так сказать, протест против присутствия советских войск на польской земле.
Мать, однако, этот удар судьбы с ног не сбил. Получив в части отцовские вещи, отыскала она письмо, которое батя написал на всякий случай, нехитрым шифром, только им с матерью понятным. Через письмо мать и вышла на тех, кто переправлял из Европы в Палестину уцелевших евреев и им сочувствующих.
Так перекочевали они из-под Познани в Кфар-Сабу, где мать устроилась на обувную фабрику. Заказы шли потоком, Болгария заключила с Израилем бартерный договор, по которому поставки обуви оплачивались болгарским луком. Все бы ничего, да только в последнее время начались у матери проблемы со здоровьем, то ли из-за работы в цехе, то ли из-за климата.
Доктор посоветовал переехать куда-нибудь на север, сменить обстановку. Но мать не торопилась. Не получалось