Русские вопреки Путину. Константин Крылов
Что никакие Ван-Дамм и Брюс Уиллис не спасут и не помогут. Что спасение заложников – это чудо, которое никому гарантировано быть не может. Что никакие требования террористов выполняться не будут. И так далее.
Через некоторое время массовая психология скорректируется. И возможность погибнуть в результате взрыва небоскреба или под руинами кинотеатра будет рассматриваться как очередная неприятная реалия жизни – примерно как автокатастрофа. Это не значит, что небоскребы и кинотеатры опустеют. Люди все равно будут продолжать «жить как раньше» – просто список нормальных причин смерти пополнится еще одним «допустимым вариантом».
Разумеется, подобная реакция остается «идиотической» по сути. Однако в этом пункте может начаться и преодоление идиотизма – по крайней мере, в головах некоторых людей. Останавливаться на этом было бы неуместно – однако вспомним, что личное достоинство начинается с презрения к смерти.
Замечу только, что без этого ни о каком «духовном возрождении России» говорить невозможно. Во всяком случае, «духовность», «соборность», и прочие изрядно надоевшие словесные побрякушки к этой теме отношения не имеют.
Здравомыслящий
Где-то, дай бог памяти, году так в восемьдесят восьмом – когда «ускорение» было уже того, а «перестройка» и сестра ее «гласность» еще того-этого – я сидел на кухне у одного старого товарища, попивал дрянное вино и трепался о политике.
В ту пору «русские разговоры» были особенно жаркими, потому как их подогревал «Огонек», исполнявший в те свинцовые годы обязанности «Искры». Товарищ мой был преданнейшим читателем этого издания и горячим поклонником проводившихся в нем идей, сводившихся к тому, что совок – дерьмо, коммунисты – суки, а Солженицын – великий писатель. Я же позволял себе во всем этом сомневаться, что не способствовало взаимопониманию.
И в конце концов товарищу удалось-таки меня уесть.
– Знаешь, почему мы правы? – торжественно возгласил он, исчерпав прочие аргументы.
– Почему же? – ехидно спросил я, не чуя подвоха.
– А вот почему. Представь себе, выйдут на демонстрацию коммуняки – и мы. И вот коммуняки несут свои эти, как их, плакаты со знаменами. Про «больше социализма», про «защитим завоевания», и прочую ихнюю нюйню. А знаешь, с чем мы можем выйти?
Я предложил несколько версий.
– Ну да, – согласился он, – можно и с этим… Но вообще-то будет достаточно одного транспаранта. С одной-единственной надписью: «Дважды два – четыре». И все! И все поймут, кто мы такие и чего хотим. Потому что на нашей стороне арифметика, здравый смысл и законы природы. А на ихней – чучело в Мавзолее, вот! – и он посмотрел на меня, как солдат на вошь.
В том же году вышел сборник «Иного не дано».
1
Любая война начинается с риторики (не обязательно воинственной), продолжается риторическими же средствами и кончается тоже риторикой. Только мир может обойтись без