Крест. Равиль Валиев
сохранились на рабочих окраинах города.
Промозглый ветер гнал по пустой улице мусор, кисло пахло печным дымом. Солнце изнеможенно склонилось к закату и в некоторых окнах зажглись тусклые огни. Матвей поежился, поднял воротник и поплотней запахнул плащ. Спросить дорогу было решительно не у кого – рядом не было ни остановки общественного транспорта, ни какого-либо завалящего магазина. Лишь на углу стоял небольшой павильон с надписью «Прием стекла», но и он, как видел Матвей, был закрыт на огромный висячий замок.
Внезапно в боковом проулке мелькнула тень человека, и Матвей решительно шагнул в его сторону. Человек распахнул дверь одного из низеньких домов, стоящих рядком вдоль улицы, и вошел внутрь. Дверь за ним стала закрываться, и Матвей отчаянно и громко крикнул.
– Э-ээ… товарищ, подождите!
Человек остановился и широким, ярко освещенным силуэтом ожидал в наступающем сумраке. Матвей, запыхавшись, подошел ближе и, прикрываясь рукой от бьющего в глаза света, начал сбивчиво объяснять.
– Понимаете, я заблудился! Не могу понять – как мне выбраться отсюда! Подскажите пожалуйста!
Человек помолчал, затем густым басом, непонятно и мудрено, произнес.
– От себя не уйдешь, мил человек! А любой другой путь приведет тебя к Богу.
Матвей поперхнулся и спросил недоуменно.
– Простите, что?
Человек отодвинулся. Приказал.
– Входи!
Матвей, не без сомнения, шагнул в узкий коридорчик и только тут разглядел собеседника. Коренастый мужчина, облаченный в черную монашескую рясу. В дремучих глубинах бороды, лежащей на бочкообразной груди, поблескивал желтизной большой крест. Из-под кустистых бровей на Матвея испытующе смотрели добрые карие глаза. Матвей оторопел и, запинаясь, пробормотал:
– Простите, батюшка… я вот…
Батюшка усмехнулся, развернулся и пошел вперед по коридору. Оглянувшись, добродушно проговорил.
– Бог простит! Заходи коли уж пришел… и дверь запри за собой.
Матвей торопливо закрыл дверь. На улице окончательно стемнело, и порывистый ветер стал невыносимо холодным. Он прошел коротким коридором и вслед за священником вошел в комнату.
К его удивлению, комната оказалась храмом. Прямо перед ним светился в полумраке иконостас, а в ее центре, на поставке, отражала мягкий свет свечей икона Христа. Матвей резко остановился, рука непроизвольно сложилась в Христов символ, и он неуверенно осенил себя знамением. Батюшка одобрительно оглянулся на него и по-хозяйски начал собирать огарки свечей.
А Матвей благоговейно замер. Запах ладана, тепло горящих свечей, уютный полумрак и тихое бормотание батюшки неожиданно произвели на него потрясающий эффект – дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы. Из полутемного угла на него, ласково и мягко, смотрела Богородица. Колеблющееся освещение создавало полное впечатление ее живых глаз.
Стальной стержень, в последнее время держащий в напряжении все его существо,