Молчание бога. Александр Золотько
все окрестности, каждый свободный или зависимый крестьянин на много дней пути полагает, что именно тутошние жители умудрились построить царствие Божие на земле в трех деревнях. Они не сеют и не жнут, а получают все готовое. Остается только высушить и употребить. Не так?
– Нет, – выпалил Хорек. – Не так, ибо...
– Ага, – кивнул Хозяин, – вы мне сейчас про второе пришествие и верблюда с игольным ушком. А им нужно про полную миску, кусок мяса и не по праздникам, а каждый божий день. Хотя слово «божий» в данном контексте можно опустить. Каждый день. Их кормят, одевают... И заметьте, ничего взамен не просят. Разве что я запретил резать уцелевших в катастрофах мореплавателей.
– И это зачтется вам, как...
– Да идите вы, святой отец, со своими зачетами, – засмеялся Хозяин. – Мне селян жалко. Детвора с рождения мародерством живет. Так еще и убийцами после становятся...
– А ведь это смертный грех... – подхватил Хорек. Попытался подхватить, потому что Хозяин тут же поинтересовался:
– Для убитых?
– Для убийц, – святой отец поджал губы.
Эти разговоры балансировали на самой грани греха. Или даже висели уже за гранью, над бездной. Над геенной огненной.
Громко треснуло полено в камине, выбросив сноп искр. Хорек перекрестился и опасливо посмотрел на Хозяина.
– О геенне подумали? – спросил Хозяин. Хорек промолчал.
– Ничего, спишем этот грех на меня. Тем более что вы сами обещали: мне зачтется. Как говорил один мой знакомый – минус на плюс...
– Что, простите?
– Как бы вам это объяснить... – Хозяин постучал пальцами по крышке стола. – Берем грех и кладем его на весы.
Хозяин показал руками, будто кладет что-то тяжелое.
– Чашка опускается. Потом берем подвиг во славу Божию и кладем его на другую чашу. И они уравновешиваются, будто пустые, будто не было ни греха, ни подвига.
Хорек набрал воздуха в грудь.
– Не сдерживайтесь, святой отец, – сказал Хозяин. – Говорите.
– Мне кажется, – чуть дрожащим от напряжения голосом произнес святой отец, – что за те пять лет, которые мы с вами знакомы, вы постоянно отягощаете одну из чаш ваших весов грехами. И она уже сейчас опустилась до самой земли, и вы...
– Стоп, – Хозяин поднял указательный палец. – Давайте будет последовательны. Если на обычные весы положить очень много... пусть грехов, то рано или поздно чаша дойдет до самого нижнего положения и перестанет опускаться, что бы там ни наложили еще.
– Она может оборваться! – выкрикнул Хорек.
– Тоже верно, – согласился Хозяин. – И из этого следует, что не следует ни слишком грешить, ни особо совершать подвиги и благие дела. Вторая чаша ведь тоже может оборваться... Нет? А кроме этого, вы не думаете, что когда-то я совершил нечто, что в глазах Рима перевешивает все грехи, которые я смогу совершить?
Сказано это было очень серьезно, так, что желание возражать пропало у Хорька совершенно. Что он, в самом деле, знает о своем собеседнике? Даже имя свое