Враг мой: Сокол для Феникса. Александра Сергеевна Ермакова
тело, усмиряли бой сердца, и успокаивали недоброе предчувствие.
Несмотря на юный возраст, а Тверд пару вёсен, как в пору парубка вошёл, не ощущал себя ребёнком княжич. Как-то не задалось у него с отрочеством и играми простыми. С ребятнёй холопов, гридями, кметями при казарме. Всё больше по оружию и военному делу болел. Кто в догонялки, а он с ветром наравне, либо сам, либо на Лютом. Кто в лапту, а Тверд с мечом. Кто баклуши бил, а младший княжич ножами практиковался. Кто проказы затевал, а Твердомир с луком упражнялся.
Так и привык. С рождения да по сей день.
Сам по себе, как и наставник – кто ближе кровного отца все эти годы был. И если к Радомиру Тверд только как князю своему относился и был готов ради того в бой вступить хоть с самими богами, то за Богдана – жизнь бы положил, не думая…
В юном теле – взрослый дух!
Странно такое ощущать, но…
Вот и сейчас крепко не спалось, нутро кипело. Потому Тверд прогуляться решил. Меж хоромин, домов побогаче, хмуро поглядывая на люд гуляющий. К палатам княжеским, мимо яруса с главным пиром, где веселье бурлило не прекращающееся.
Дошёл до самой высокой башни, от вида с которой всегда душа пела. Хоть сейчас и темень покрывала землю, но редкие огни домов и хоромин, всё же позволяли вычленить красоту территории.
Поля перемежались с дремучими лесами, небо сливалось с широкой рекой, в которой отражалась луна и звёзды, а на стыке горизонта была видна приграничная территория, часть укреплённой башни в сторону, откуда частые набеги кочевники совершали.
– Чего не спится, княжич? – за спиной раздался голос Гаврилко, младшего дружинного. На пяток годков постарше. Крепкий, зоркий, потому и стоял на посту. Один из немногих, кто без страха и лести к младшему княжичу обращался. Редко, но слово говорил. Даже подсматривал с любопытством и без насмешки, когда Богдан что-то новое показывал.
– Не спится, – мрачно согласился Твердомир, облокачиваясь на стену и вглядываясь в тёмные проулки меж хороминами.
– Ты не серчай на княже, – Гаврилко рядом остановился и тоже во мрак уставился. – Он мужик дельный, – без особого желания успокоить, при этом явно оказывая поддержку. – Пусть на слово неласковый, и к вам с Богданом цепляется больше, чем к другим, дык ведь не баба, чтобы нежности нашептывать. Слыхал я мудрость такую: «Кого сильнее любим, того сильнее бьём»… Ну или типа того, – качнул головой Гаврилко. – А стало быть, к вам с Богданом у него другое отношение, нежели к другим…
– Мне без разницы, – безлико отозвался Твердомир. Не лукавил, не искал он внимания отцовского. Давно уже, хотя было время, ой, как хотелось похвалу Радомира получить, лишний раз на глаза попасться. Можа смягчится отец… Можа вспомнит, что Тверд его сын. А теперь – всё равно. Дороже благое слово от наставника услыхать.
– В том-то и дело, – с лёгкой грустью повёл плечом Гаврилко, – что есть разница. Имеем – не ценим, а потеряв – плачем. Потому и говорю, не горячись ты обидами. Видеть отца, иметь возможность с ним поговорить, поспорить, разругаться, помириться