Рядовые Апокалипсиса. Борис Громов
залезть. Надо его оттуда вытащить…
По глазам мужика вижу, что если мы откажемся помочь, он пойдет спасать своего подчиненного один. Прямо как есть, с единственным магазином в автомате.
Легонько толкаю кулаком в бедро Антона, все еще стоящего на столе и продолжающего снимать на камеру упырей, задираю голову и вопросительно смотрю на него. Давай, товарищ лейтенант, решай. Кроме тебя тут приказы отдавать некому.
– Слышу, не глухой, – бурчит он, спрыгивая со стола и цепляя камеру назад на шлем. – Он вообще жив еще, боец твой?
– Гена, ты там как, живой?! – кричит прапорщик в сторону цеха.
– Да вроде дышу пока, – доносится оттуда тихий голос. Странный какой-то, будто с полным ртом непрожеванной еды говорит, или язык плохо ворочается, как после наркоза у стоматолога.
– А чувствуешь себя как? – это уже Тисов.
– Фигово чувствую… Они мне предплечье сильно погрызли, и кусок щеки откусили. Я на руку жгут наложил, а вот чего с рожей делать… Кровь не останавливается. И больно – звиздец.
– Ты, Гена, потерпи чутка, мы сейчас чего-нито придумаем и вытаскивать тебя будем. Постарайся поверху поближе к двери перебраться. Только аккуратно, вниз не гробанись. Тебя как зовут? – это он уже лысому старшему прапорщику.
– Владимир.
– Антон. Ну будем знакомы.
Диалог вдруг прерывается гулкими ударами с обратной стороны баррикады, будто кто-то там начал колотить кулаками в столешницу. Хотя, известно кто, – упыри. Два молодых милиционера, что подпирали баррикаду при нашем появлении, как по команде, вскакивают с пола и всем телом наваливаются на стол. Наши, сообразив, что к чему, дружно бросаются на помощь. Понятное дело, никому не охота, чтоб эти твари стол отодвинули и к нам «на огонек» заглянули.
– Оживились, суки, – зло ощерился прапор. – Они, похоже, совсем тупые: нападают, только когда видят или слышат. Пока мы тихо за этой стенкой сидели, они на нас и не реагировали. Поначалу, когда мы только стол перевернули, поколотились, а потом затихли. А теперь вот голоса услышали и опять ломятся.
– Да задолбали вы уже, уроды! – не выдерживает Тимур и, вскочив на стол, снова длинно и нецензурно высказывается по-татарски, а потом всаживает за баррикаду три коротких очереди из своего «Штурма». – Не понял…
– Побереги патроны, парень, – говорит ему прапорщик Вова, – они только на попадание в башку реагируют, когда мозги на стенку, все остальное им по фигу. И стреляй лучше одиночными. Или у тебя боекомплект бесконечный?
Гумаров щелкает предохранителем, переводя автомат на стрельбу одиночными и плотнее вжимает откидной приклад в плечо, стараясь прицелиться поточнее. Пять негромких хлопков выстрелов, бряканье гильз на полу. Удары в столешницу прекращаются. Похоже, наш бравый татарин угомонил самых сообразительных упырей.
– Другое дело! – довольный собою Тимур слезает со стола.
– Так, ладно, Володя, что имеем по этим тварям? – спрашивает Тисов.
– Так, –