Слепые и прозревшие. Книга первая. Ольга Владимировна Грибанова
на подушках, обе блаженно заулыбались. Коля стянул с них платья, прикрыл одеялом и подвернул край матраса валиком – для безопасности.
Мама с бабой Катей на кухне все разбирали сумки и мешки. А на столе там стояло что-то, прикрытое полотенцем, вкусно пахнущее. Выудив из-под полотенца две оладушки, Коля понес их в комнату, но сестренки уже крепко спали. Пришлось съесть самому.
С наслаждением жуя, он рассматривал картинки и фотографии на стенах. Картинки были выцветшие, потертые, из старых журналов: цветы, осенние пейзажи, красавицы в старинных платьях.
В углу висела икона. На ней бородатый дед с посохом. А рядом с этой иконой маленький деревянный прямоугольничек, совсем темный, с облупившейся и почерневшей краской, смутно обрисовывавшей женскую фигуру под покрывалом.
Фотографий было мало. Был беленький серьезный мальчик в матроске. Была девочка в школьной форме с бантом на стриженых волосах.
А еще была большая фотография целого восьмого класса Красавинской восьмилетней школы. И там наконец Коля узнал маму со светлой косичкой и только тогда догадался, что девочка с бантиком – это тоже мама. Да и мальчик в матроске – батюшки! – и это мама.
А на другой стене висела очень старая фотография под стеклом с трещинкой. Стекло было пыльное. Коля стер ладонью пыль, стараясь не порезаться о трещину, и всмотрелся.
На стуле сидел мужчина с очень широкими плечами, темноволосый, темноусый, красивый, как все умные и добрые русские мужики. Рядом стояла щупленькая женщина в косыночке и держалась за широкое плечо мужчины. Дедушка и бабушка.
Окинув взглядом фотографии, Коля вдруг понял, что это все, что есть. Весь семейный альбом на стене.
А у них с матерью что? Колины детсадовские и школьные фотографии. И девчонки этой зимой в первый раз сфотографировались со своей группой.
А какими они были в три месяца, когда он выплясывал с ними по комнате? Забыл. И не вспомнить.
И, уже возвращаясь к матери на кухню, Коля подумал: «Вот зарабатывать начну – куплю фотоаппарат!».
Мама с бабой Катей уже сидели за столом и держали друг друга за руки. Обе оглянулись на его шаги:
– Ой, – спохватилась мама, – там бы девчонок-то уложить…
– Спят, – коротко отозвался Коля. Он вдруг понял, что так сильно устал, что рот тяжело открыть.
Баба Катя опять запричитала:
– Ну сынок, ну голубчик! Утешеньице-то материно! Весь в деда! Аннушка-то Михална была за ним как за каменной спиной.
И Коля даже про себя не улыбнулся этой «каменной спине», вспомнив, как беспомощно и доверчиво держалась молодая женщина на фотографии за плечо мужа.
Запах печали быстро выветрился из дома. Пахло теперь густыми сытными кашами, щавелевыми щами и цветами, которые девчонки тащили со всех лужаек и раскидывали по всем углам. А ступенька крыльца уже не плакала, а весело взвизгивала, как пес при виде хозяина.
Каждый день приносил новый подарок.
На первое же утро в деревне Колей был открыт целый сарай сокровищ: ящики столярных инструментов,