Лето’08. Музыка слов. Кристина Богданова
шелка,
что душит ей колко ребра, когда она любит. Она почти ничего не сказала, а я почти
не хотела сказать. Она убежала так быстро, что ее я не успела назвать своей.
Только ее темный волос. Ее томный голос остался со мной, как и всегда.
В рассветном блеске пустого Спасского тупика.
* * *
Позже она звонила и, кажется, истерила. Искала меня у знакомых. Грубила
моим подругам. Носилась по кругу. Искала причала.
Кричала. Писала. Просила о встрече. Но все, что осталось на сердце, – тот бешеный вечер. То ясное утро.
Глупо. Я знаю. Глупо. Мне было так жутко. Словно
безумная мука – в памяти ее руки. Ее грубые скулы. Темные волосы.
В осанке какая-то дивная подлость…
* * *
Прости меня, Ната, что было так грубо. Я была юной. И мне хотелось свободы.
Полета. Хотелось быть разной. Вязкой. Со всеми ласковой. Влюблять и влюбляться.
Хотелось странных, сказочных женщин. Встреч вечных или не очень. Лета хотелось.
И ветра. И ссадин. Боев. Но только не снега, того, что в тебе до краев.
* * *
Ната.
Мы не уедем в Бруклин.
Как я обещала.
Как ты обещала.
Мы с тобой не уедем в Бруклин.
Но я тебя никогда не забуду.
Нет, не забуду.
Ты
Ты – синоним любви, которая клялась быть отверженной
и не обманула. Сколько на планете извержений ежедневно
скрежетом вулкана капают на простыни, словно рана
на теле гордости каждого человечка в масштабе человечества.
А ты – остров детства в скоротечной вечности, открытый мной
посреди океана гостиной нашего дома с запахом пыльной рутины
будней. Кто-то просто живет, ест, спит и дышит, а мы плывем
на огромном судне мечты, где суть – не очерниться, в трюмах
времени не поскользнуться об острия обид, о перила лестниц,
ведущих к свободе, которая есть монолит из любви на эшафоте
жизни.
Ты – слышимый звук по холсту скользящей кисти из образов
и восприятий. Ты просто уснул, а над твоей кроватью, над
потолком над кроватью, над скошенной крышей дома,
в котором ты спишь, зацветают стаи синих ночных фиалок
из поцелуев и слов. Ярок их аромат, но не ярче того света,
что ближе к рассвету льется из окон нашего дома
со скошенной крышей, где ты спишь.
А я не сплю. И жду твоего пробужденья. Прихода.
Звонка в закрытые двери, каждого слова, каждой минуты,
когда, падая в теплые руки, я больше не жалкий кусок материй,
а новый синоним любви. Которая так истошно клялась стать
просто безбожной пьесой эмоций и зова плоти. Канат из боли
покрепче на шеях наших стянула, но, к счастью, по-детски ошиблась.
На радость обоим
нас
обманула.
Бог 1
На крыльце