Мысли из-под фуражки. Павел Гушинец
жена, приготовила завтрак и уселась за освободившийся домашний компьютер. Через некоторое время зовёт.
– Ты чем тут, пока мы спали, занимался?
– Работал, – отвечаю.
– Ага, работал он, – жена кивает на экран.
А там: «После приёма этих капель мой парень может три часа!», «Как меня любили всю ночь!», «Одна таблетка – и у меня стоит!». Короче, целая куча рекламы соответствующего направления.
– И историю почистил, извращенец? – хмурится супруга.
Пришлось оправдываться и показывать ей документы на новые препараты от простатита и эректильной дисфункции.
Хорошо, хоть дочь первая за компьютер не полезла. А то пришлось бы объяснять про капусту и аистов.
Когда религия – опиум
Я стараюсь лояльно относиться к представителям любой конфессии. Будь ты хоть иудей, хоть кришнаит или пастафа-рианец – лишь бы человек был хороший. Хочешь брить голову и петь посреди улицы под барабан – пожалуйста, хочешь фотографироваться на паспорт в дуршлаге на голове – замечательно, хочешь отрастить дреды и петь регги – поделись тем, что ты куришь, не будь жмотом. Только не пытайся навязать мне свои взгляды на жителей вселенского пентхауса.
Ну и как-то везло мне с этой темой. Когда в наш город приехали адепты Аум Синрикё с портретами Сёко Асахары и десятками вербовали подростков, я пил пиво в подъезде и не пошёл. Сектанта «Белого братства», привязавшегося к нашей стайке гопников, мы едва не отпинали ногами, потому что он принялся упрекать нас за курение. А потом мой подростковый период миновал, появилось немного мозгов и сектантам стало со мной неинтересно.
Свидетелей Иеговы знают все. Это сейчас они уже всем надоели и их не стесняются прогонять прочь. А в конце 90-х они были ещё в новинку. По крайней мере, в нашем небольшом городке.
Одним промозглым осенним вечером в приёмное отделение больницы, где я работал санитаром, поступил звонок. Две скорые везут десяток людей, угоревших в частном доме. Для нашей больницы, к сожалению, не редкость. Половина города – частный сектор, и не новомодные коттеджи, а обычные деревенские избы с печным отоплением. Каждый год с началом отопительного сезона в нашу реанимацию попадали старики, преждевременно закрывшие вьюшку или забывшие, когда в последний раз чистили трубу. Реаниматологи своё дело знали и почти всех спасали.
Так что случай, в общем, банальный, только жертв очень уж много. Ну, разбудили врачей, привезли на такси отдыхавшую смену. Ждём.
Распахивается дверь! Вопли, плач, крики. Приёмное мгновенно превращается в базарную площадь. Что не удивительно. Угоревшие редко лежат тихо. Обычно это плохой показатель – средняя или тяжёлая степень. А пациенты с лёгкой степенью отравления, наоборот, бывают весьма шумными, подвижными, у них слуховые и зрительные галлюцинации, рвота, кашель.
Реаниматологи носятся как угорелые. Пару особенно тяжёлых подключают к аппаратам, остальным колют антидоты. Между делом выясняется, почему пациентов так много. Оказывается, это