Великие художники: избранные жизнеописания. Джорджо Вазари
Кампаньолой мессеру Леонико Томео, философу15, настолько, мол, хороши, что Андреа Мантенья ставил их весьма высоко. В доме Перуцци Паоло расписал свод фреской с треугольниками, изображенными в перспективе, по углам же в квадратах изобразил четыре стихии с соответствующим для каждой животным: для земли крота, для воды рыбу, для огня саламандру и для воздуха хамелеона, который им питается и принимает от него любой цвет16. А так как он хамелеонов никогда не видел, то изобразил верблюда, который разевает пасть и заглатывает воздух, наполняя им себе живот, с простодушием поистине безграничным, ибо из-за созвучия слова «верблюд» [camaleonte – хамелеон и gamello – верблюд.] он перепутал животное, похожее на ящерицу, с нескладной и огромной скотиной.
Труды Паоло в живописи были и в самом деле велики, ибо рисовал он столько, что оставил своим родственникам, как они мне сами сказывали, ящики, полные рисунков. Однако, хотя рисунки – вещь хорошая, тем не менее еще лучше превращать их в картины, ибо картины долговечнее, чем изрисованная бумага. И, хотя в нашей книге рисунков много всяких его фигур, перспектив, птиц и животных, прекрасных на диво, всех лучше – обруч (мадзоккио), нарисованный одними линиями так прекрасно, что только терпение Паоло могло этого добиться. Хотя Паоло и был чудаком, он уважал доблесть художников своего времени и, дабы оставить о них память потомкам, изобразил собственноручно на одной доске пять знаменитых людей и держал ее дома на память о них17; первым был Джотто, живописец, как светоч и начало искусства, вторым, для архитектуры, Филиппо ди сер Брунеллеско, Донателло для скульптуры, он сам для перспективы и животных, и для математики Джованни Манетти, его друг, с которым он много беседовал и рассуждал о творениях Эвклида.
Рассказывают, что, когда ему поручено было написать над воротами Св. Фомы на Меркато Веккио этого самого святого, прикасающегося к ране Христа18, он вложил в эту работу все присущее ему усердие, говоря, что хочет показать в ней все, что может и что знает, и велел выстроить забор из досок, чтобы никто не мог видеть его работу, пока он ее не кончит. Когда же как-то Донато встретил его идущего в полном одиночестве и спросил: «Что это за работа, что ты ее так закрываешь?», – Паоло ответил: «Сам увидишь, вот и все». Донато не захотел понуждать его, думая, что, когда настанет время, он опять увидит некое чудо. Как-то утром Донато пошел на Меркато Веккио купить фруктов и, увидев там Паоло, раскрывавшего свою работу, вежливо с ним поздоровался, на что тот спросил его, что он думает об этой живописи, так как ему любопытно было бы выслушать его мнение. Донато, внимательно разглядев работу, сказал: «Эх, Паоло, теперь как раз время было бы ее закрыть, а ты ее раскрываешь». Тогда Паоло глубоко опечалился, так как понял, что получил за этот последний свой труд гораздо больше хулы, нежели похвалы, на которую он рассчитывал, и, чувствуя себя посрамленным, больше уж не решался выходить на люди и заперся у себя дома, занимаясь перспективой, что и продержало его в бедности и в затемнении