Незаросшая…. Владимир Демидчик
чего ты кипятишься? Я тебя, что ли, заставлял? А сам что ел бы? Подоматька как-нибудь выкрутится, а после войны государство ему отдаст.
– Отдаст! Держи карман шире. Где ж это государство возьмёт столько коров? Что оно их, на инкубаторе разведёт? Бестолковый ты, Роман! Только и есть, что одна рожа да сапоги новые. Может, государство и сапоги отдаст мёртвому Кондрату?
– Так ему же всё равно, а мне они к делу….
– К делу… Ладно, садись. До света нужно до леса дотянуть.
И вот мы едем в розвальнях к лесу и молчим. Молчим, потому что боимся этой дороги, боимся темноты и падающих звёзд, боимся этой чёртовой коровы, идущей, как совесть, за нами.
– Интересно, а что сейчас там? – говорю я просто так, чтоб отогнать страх ночи.
– Где – там? В Сейловичах?
– Нет, на звёздах.
– Не имел я хлопот! Наверное, тоже война. Все горит и горит, не затухая…
В лесу спокойней. Полицейские редко делают засады в нём. Да и сейчас, в начале 44-ого, они всё больше сбиваются в кучи по крупным сёлам, как и мы когда-то, затравленные ими, в лесу искали своих. Сейчас не мы, а они – вроде дичи.
Небо начинает светлеть. Из чёрной сосновой стены медленно выползают серые пятна, сереет дорога, и я уже отчётливо вижу склонённую коровью морду. Скоро дорога свернёт направо, запетляет между бором и перелесками, пока не упрётся у болота в одинокую сторожку лесника. Там мы оставим лошадь, а сами через болото пойдём к нашим землянкам. Мы своё дело закончили и, глядишь, к вечеру будем есть наваристый борщ, не думая о Подоматькиных детях. В конце концов, война. Мы не виноваты в том, что сегодня у кого-то отняли сиську.
– Стой! Кто идёт?
Нас как ветром сдуло.
– Стой! Буду стрелять! – кричит сиплый голос из серо-грязной тьмы.
– Свои. От Саболенки, – отвечает ему Иван.
Чужих здесь не могло быть. Видно, кто-то из соседей.
– Бросай оружие и выходи на дорогу!
– Это Кранцевич из Шестопаловского, – говорит Роман и выходит. – Эй, Кранцевич! Это я, Роман. Чего пугаешь?
Мы все выходим на дорожку. Первым подходит Кранцевич.
– Чего это вы к нам заехали?
– Как это – к вам? – спрашивает Иван.
Теперь я вижу, что не та дорожка. Значит, кобыла свернула не там, где надо. Кобыла-то шестопаловская – на «Дегтярёва» выменяли у них. Вот и пошла по знакомой дороге.
– Как же это я обмишулился? Ладно, ребята, будьте здоровы. А мы, значит, повернём оглобли. Давай только перекурим. Всю ночь без курева.
Закурили.
– Что же, корову добыли? – спрашивает Кранцевич.
– Ну да, пропади она пропадом. Мне легче поезд было бы увести, чем эту корову. У вас тут тихо?
– А что здесь может быть? Сидим себе. Вчера вот тоже корову привели… Смотри, сам Батя идёт!
Батя – это их командир. Их, «батей», сейчас полным полно. Иногда и мы так Саболенку называем, хотя ему только-только за сорок перевалило.
– Чьи хлопцы?
– Саболенки.
– Корову, что ли, прихватили?
– Корову.
– Где же это?
– В Сейловичах.
– А