Незаросшая…. Владимир Демидчик
Бог сам по себе, а мы сами по себе, как высказанные слова…
Сказала она мне всё это и, улыбаясь, довольная пошла к фурманкам, а юбка шуршала и билась прямо как красная волна под её ногами, и волосы как змейки лоснились на её крепкой спине. В жизни не видал такой статной!
Потом, галдя и прыгая, пошли они вслед за никчемными, усталыми конями по тракту, а я всё стоял и думал о том, что она мне нагадала….
Аккурат перед самой ямой нагнал табор немецкий вонючий дизель с солдатами. Ехали они с города, и в кабине сидел какой-то фриц в чёрном мундире. Губы вытянуты в бечеву, скулы острые; похожий на доброго старого грача с серым клювом. Он-то и вылез из кабины. Я, конечно, не слышал, что там говорили. Только увидел, как из кузова повыскакивали хлопцы в касках и давай цыган загонять в яму! И стало мне боязно так, что колотились руки и стучали последние зубы… Ветер совсем стих, и рожь замерла, так что за несколько вёрст можно было услышать костёльный звон к обедне.
И тут я услышал, как голосят бабы и дети. Потом захлестали автоматы и, веришь, как живое, задрожало поле. А, может быть, и этого не было, а мне только почудилось….
Отряхиваясь и хлопая по плечу друг друга, из ямы поднялись немцы, залезли на машину и, оставляя синий дымок и пыль, укатили в сторону леса. У обочины, понуро повесив головы, стояли цыганские кони.
И вот, я, трясясь, пошёл к той яме. Ватные ноги путались, и я раза два упал, пока дошёл до неё. На самом дне, с того края, где ещё не так много было набросано мусора, на жёлтом песке лежали цыгане. И та, что гадала мне, прижимала к себе хлопчика, а рядом с его рукой лежало красное, в крови, яблоко.
В роще на одиннадцатом километре.
Промелькнула и поплыла грязно-жёлтая, переплетённая проволокой лампа, приплюснутая к серому бетонному потолку, закружился чёрный зубчатый переплёт на окне, и из этого вертящегося серо-жёлтого хаоса надвигались раскрытые беззубые рты, Тёмный массивный нос, как хищная птица, повис у глаз, будто собирался в них клюнуть.
– Кто это? –сказал нос.
–Бог его знает! Поди узнай под этим месивом крови и грязи, – ответили липкие губы.
Нос… Нос…. Нос…
Все плывёт и кружится.
Запах ладана. Ладана… На амвоне мелькает тонзура ксендза, она медленно разворачивается, и над всем костёлом повисает массивный изогнутый клюв, как у старой хищной птицы.
–Зденек, принесите ему воды. Он, кажется, сможет ещё отойти, – сказал нос.
– Воды нет, святой отец.
– Тогда постучите надзирателю, а вы, пан Квятковский, помогите мне перенести его поближе к окну.
–Он же изобьёт меня, святой отец.
–Попробуйте, Зденек. Это не так страшно…Вот так… Поправьте ему ногу. Кто же это?
…..
«Кто?…кто…кто-о…» – звучит далёкое эхо в гимнастическом зале.
Маленький скрюченный и шершавый директор, пританцовывая, пробегает перед примолкшей шеренгой.
–Кто? Кто сделал это, свиньи?!
–Пан