Веления рока. Валентин Тумайкин
понятиями о культуре и считает, что уважительное отношение должно проявляться только по отношению к нему? Или это гипнотическое воздействие, проявляющееся в нем от чрезмерной и постоянной потребности подавлять волю других людей? Призвание человека с такими задатками предопределено – всегда рваться к власти. Мысль о власти, никогда не покидает его, вырастает постепенно в настоящую страсть, и страсть эта заглушает голос разума и сердца, разрастается до громадных размеров. Ночами, томясь в мучительном полусне, в голове у него возникают самые противоречивые планы, сложные расчеты, поэтому, вполне естественно, что он обычно достигает цели: становится либо бандитом, либо чиновником. И в подобном положении живет легко, безмятежно, не ведая ни стыда, ни совести.
С бычьим лбом и выпученными глазами, Дыба стремился найти в каждом какой-либо физический недостаток, слабую струнку и при любом удобном случае задеть за живое. Казалось, он ненавидит все человечество. Его неприятной внешности соответствовали и манеры: он говорил в нос, медлительно и важно, выдавливая из себя каждое слово, всем своим видом показывая, что вести разговор с таким, как ты – это ниже его достоинства. Ростом Дыба превосходил Эрудита, но Эрудит от природы был сильным и ловким, не прошли даром и армейские тренировки. Об этом Дыба хорошо знал и не решался вступать с ним в открытую схватку.
Димка Кучеров с виду был совсем еще мальчишкой, он вырос в обеспеченной семье, не зная трудностей, и о борьбе за выживание имел весьма смутные представления. Однако теперь он отчетливо понимал свое положение. Вечером они с Эрудитом и еще одним другом, Ахтымом Гыргеновым, охотником из Забайкалья, обсудили ситуацию.
– Старайся не оказываться с Дыбой один на один, – предостерег его Эрудит.
Потом разговорились о гражданке: воспоминания возникали одно за другим, и все, что было до армии, здесь значило больше, чем когда-то. Ахтым Гыргенов, как обычно, рассказывал об охоте в горах Кодара. Это был доброжелательный, добродушный парень с восточным разрезом глаз. Он любил пошутить и сам абсолютно не обижался на шутки, отвечая на них детской улыбкой. Была у Ахтыма немного странная мечта: когда пройдет необходимый срок службы, приехать в гости к Эрудиту, посмотреть на Дон. Частенько в такие вот минуты он делился с друзьями сокровенным: будет таким же охотником, как отец. Люди уважать будут, за советами приходить будут. Рассказы в его самобытной манере изложения Эрудит слушал с удовольствием.
– Расскажу я вам, – начинал Ахтым, – как медведь хотел нас с отцом голодом уморить. Однажды взяли мы малокалиберные винтовки и пошли белок промышлять. День идем – ни одного выстрела не сделали, два дня идем – нет белки. Отец напрягся от неудачи, молчит, хмурый; собаки злые от голоду, бегают с задранными мордами, повизгивают. Нашли в чащобе берлогу, облаяли. Отец замахал руками, хотел избить их: нельзя тревожить амаку!
– Амака – это медведь, – пояснил Эрудит Димке.
– К вечеру мы добрались до зимовья, – продолжал